"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

безудержной фантазией. Больше они похожи на вспомоществование. Эпизодическую
гуманитарную помощь. Благотворительность. Хотя нет никогда худа без
какого-либо добра. И состоит мое сомнительное добро в том, что мне не нужно
думать и придумывать, как мои деньги истратить. А было б их много и в
избытке, пришлось бы мне по банкам и по магазинам ходить, что-то такое
выгодно вкладывать и искать, и выбирать - чтобы и по цвету, и по фасону, и
по размеру. И, естественно, для дома и для офиса, и, само собой, для
автомобиля. Все это мне было бы в тягость и против характера, потому что не
люблю я и не умею ни вкладывать, ни совершать покупки, да еще при наличии их
богатого выбора. Я всегда выбираю не то, что мне нужно, всегда покупаю то,
что хуже и дороже вместо того, что лучше и дешевле. Из-за этого я
расстраиваюсь и злюсь, и дураком себя чувствую непоправимым, а это не
слишком приятное чувство.
Почему-то для всех нормальных людей сделать покупку - обычная будничная
задачка, и все с нею справляются, легко, без усилий и с честью, часто -
веселясь и играя. Только мне она не по зубам. Это же не серьезно. Хоть и
серьезно. Я один раз купил с непонятной целью яблок. Килограмм. Шел, увидел
- яблоки продают, - ну и купил, проявив инициативу снизу. Так в этом
купленном мною килограмме оказалось меньше шестисот граммов живого веса
минус черви и гниль. А на вид хорошие яблоки были, крепкие, с румянцем. И
продавщица приветливая и улыбчивая. Улыбалась на все четыре стороны.
Понятно, я был удивлен, когда моя Люба взвесила мои яблоки на своих домашних
контрольных весах. Еще больше я удивился, когда она их разрезала на
половинки. Естественно, Люба сразу подсчитала, какую часть общесемейного
бюджета в процентах я выбросил псу под хвост и огласила точную цифру. Я
значительностью цифры проникся и расстроился окончательно. Наверно, я
человек такой. В смысле, меня очень легко расстроить. Мне бы надо поучиться
не расстраиваться у Тани. Она, по-моему, вообще никогда не расстраивается.
Не заплатит ей какая-нибудь сволочь-клиент, Таня говорит "ничего, она не
сотрется, но и ему это так просто не пройдет с рук. Его тоже кто-нибудь
обманет, покарает или убьет". А когда Таню с подружкой какие-то малолетки
вывезли на папиных машинах за город и поиздевались там над ними от всей
детско-юношеской души, Таня сказала только два слова: "Сучки голимые". С
ударением на "и" в слове "сучки". И забыла эту историю навсегда. Сказав, что
она еще удачно закончилась. В той части, что и Таня, и ее подруга ничем не
заболели, остались в живых и не забеременели. Последнее "не", правда, только
подругу касается. Таня забеременеть не в состоянии по здоровью. Она знает,
что ей можно попробовать подлечиться, но не хочет. Пока. На всякий случай.
Она говорит, что от этого полечиться всегда успеет, когда выйдет замуж за
хорошего человека со средствами и с умом. Или с понятиями. А я, слыша это,
всегда думаю, что она, может, и успеет - что тоже вряд ли, - а я вот уже
точно не успею. Да и лечиться мне не от чего. Хотя иногда хочется. Когда
улица совсем уж достанет, и потянет тебя в постель и в чистоту, и в покой.
Она же нехорошо и отрицательно на человека воздействует - улица. На психику
в смысле. Потому как на улице работают те, у кого ничто другое не
получается. А кушать им хочется не меньше, чем тем, у кого получается все,
за что ни возьмись. Человек устроен неправильно, раз есть нужно всем
одинаково, а обеспечить себе еду могут все разную. А некоторые не могут
совсем. Или могут - но только еду и ничего больше, да и то в недостаточных
для организма количествах. На улице таких - каждый второй. Сюда от хорошей