"Александр Хургин. Комета Лоренца (сборник)" - читать интересную книгу автора

жизни работать не идут. Заработки на улице ниже некуда, народ подбирается
вышеупомянутый - в смысле, так себе народ. Скандальный, уязвленный, мало чем
обеспеченный и от всего этого злой. А к тем, кто сегодня на улице работает,
добавилось много таких, которые здесь и живут. Их много и чем дальше, тем
становится больше. Среди них полно местного населения всех возрастов, но до
черта и чужих, пришедших издалека. Страна исчезла, а люди остались, и их
выбросили на улицу. Видимо, страны должны исчезать вместе с людьми, иначе
людям неизвестно, как потом жить. Они не умеют жить без стран, без стран им
приходится жить на улице. Причем на чужой, как живут здесь у нас таджики.
Они говорят - улица большая, всем места хватит, и стоят в халатах и сапогах,
согнувшись вдвое, лицами в землю. Они выставляют вперед ладони с кривыми
растопыренными пальцами и ждут. Ждут долго. Наш народ не любит чужих. Ни
чужих богатых, ни чужих бедных. С одной лишь несущественной разницей: чужих
богатых он ненавидит, а чужих бедных - презирает.
И самому с улицы выбраться трудно. Почти невозможно. С улицы нужно,
чтоб кто-то тебя вытащил, увел. А где он, этот кто-то? Он, если и есть,
существует в принципе, - по улице практически не ходит. Так только, ради
блажи своей какой-нибудь. Когда в машине душе тесно становится и душно. Или
темновато. Вот он, в смысле кто-то, и выйдет, и пройдется вдоль бульвара,
параллельно своей машине, едущей со скоростью пешехода невдалеке от хозяина
и не упуская его из виду. Но это случается раз в квартал, не чаще. И в
начале, в конце или в середине квартала - неизвестно. Да и в каком квартале
по счету - в первом, втором или в четвертом - тоже никакой ясности нет.
Поэтому за редким исключением никто с улицы в другие сферы деятельности не
уходит. Вернее - уходит, но потом снова возвращается туда, откуда ушел. Как
рецидивист возвращается в лагерь.
Зато новых людей на улице все больше. Они думают, что здесь начнут свою
жизнь, встанут на ноги и уйдут в заоблачные дали, и будут потом рассказывать
внукам, как начинали с улицы, с нуля, как были ничем, а стали всем тем, чем
стали. И конечно, на улице часто начинают, но чаще на улице заканчивают. И
карьеру, и все остальное, что с нею связано. С другой стороны, сейчас - в
наши интересные критические дни - на улице торчит много народу ни о чем
таком не думающего. Он просто кормится и все - бездумно. Если вспомнить, то
никогда раньше столько людей на улице не кормилось, не зарабатывало. А
сегодня продают еду и питье, овощи-фрукты, семечки и орешки, креветок и
воблу. Сигареты, поддельные спиртные напитки, всякую парфюмерию, галантерею,
одежду, бритвенные принадлежности, компакт-диски и кассеты. Телевизоры,
стиральные машины, котят, цветы, канцтовары. Туалетную бумагу, книги, билеты
на культурно-развлекательные мероприятия, и мебель тоже, естественно,
продают. Да все продают на улице. А что не продают, то рекламируют. Ходят
студенты-сандвичи с плакатами на груди и спине. Медленно взад и вперед.
Вперед и взад, и обратно. Их руки, как плети, болтаются. А на плакатах
что-нибудь написано и обязательно нарисовано. Работу тоже какую-то
предлагают прохожим сомнительную, отдых на курортах Европы, Кавказа и мира.
В общем, от предложений просто некуда деться. Со спросом намного хуже. Нет,
он есть. Не на все и не всегда. Но все-таки есть. У меня он в основном на
съестное. На пирожки там с картошкой и с маком, ну и на тому подобные
простейшие блюда. На них вообще есть устойчивый и даже массовый спрос.
Оказывается, среди нас живет слишком много людей, которые, придя домой,
не имеют возможности поесть. Поэтому они останавливаются на улице и перед