"Александр Хургин. Сквер" - читать интересную книгу автора

уходит. Вернее - уходит, но потом снова возвращается туда, откуда ушел. Как
рецидивист возвращается в лагерь.
Зато новых людей на улице все больше. Они думают, что здесь начнут свою
жизнь, встанут на ноги, и уйдут в заоблачные дали, и будут потом
рассказывать внукам, как начинали с улицы, с нуля, как были ничем, а стали
всем тем, чем стали. И конечно, на улице часто начинают, но чаще на улице
заканчивают. И карьеру, и все остальное, что с нею связано. С другой
стороны, сейчас - в наши интересные критические дни - на улице торчит много
народу, ни о чем таком не думающего. Он просто кормится, и все - бездумно.
Если вспомнить, то никогда раньше столько людей на улице не кормилось,
не зарабатывало. А сегодня продают еду и питье, овощи-фрукты, семечки и
орешки, креветок и воблу. Сигареты, поддельные спиртные напитки, всякую
парфюмерию, галантерею, одежду, бритвенные принадлежности, компакт-диски и
кассеты.
Телевизоры, стиральные машины, котят, цветы, канцтовары.
Туалетную бумагу, книги, билеты на культурно-развлекательные
мероприятия, и мебель тоже, естественно, продают. Да все продают на улице. А
что не продают, то рекламируют. Ходят студенты-сендвичи с плакатами на груди
и спине. Медленно взад и вперед. Вперед и взад, и обратно. Их руки, как
плети, болтаются.
А на плакатах что-нибудь написано и обязательно нарисовано.
Работу тоже какую-то предлагают прохожим сомнительную, отдых на
курортах Европы, Кавказа и мира. В общем, от предложений просто некуда
деться. Со спросом намного хуже. Нет, он есть. Не на все и не всегда. Но
все-таки есть. У меня он в основном на съестное.
На пирожки там с картошкой и с маком, ну и на тому подобные простейшие
блюда. На них вообще есть устойчивый и даже массовый спрос.

Оказывается, среди нас живет слишком много людей, которые, придя домой,
не имеют возможности поесть. Поэтому они останавливаются на улице и перед
тем, как сесть в свой троллейбус или автобус, покупают чебуреки, или сосиски
с булкой, или отбивную на квадратном куске серого хлеба. Покупают,
останавливаются под стенами домов и, торопясь, съедают, пачкая пальцы и рот.
А потом уже едут по своим домам и другим жилищам. Наверно, им просто некому
приготовить полноценный горячий ужин. Наверно, у них нет жен или матерей. А
может быть, у них нет жилищ.
Я на улице тоже покупаю кое-какую еду. Перекусываю вместо обеда из трех
блюд. Но никогда не беру ничего с мясом. Ни пирожков, ни чебуреков, ни
беляшей, ни котлет. Мало ли из кого они сделаны и приготовлены. Лица у
теток, которые продают их с криками, и приставаниями, и руганью, такие, что
от них можно ожидать самых неожиданных вещей и поступков, не совместимых ни
с чем. Да и в газетах у нас описывали один случай возгорания жилого
помещения вблизи центрального рынка. В нем как раз семья жила, пирожки
жарившая на продажу. И, видно, у них посудина с кипящим маслом на огонь
выплеснулась. Дом сгорел, и жильцы его, будучи в вечном состоянии подпития,
тоже сгорели заживо, а потом пожарные составили протокол - что в подвале
сгоревшего и обрушившегося дома обнаружено большое число костей мелких
домашних животных.
Я тогда, помню, сказал - туда им, сволочам, и дорога. Искренне сказал.
От души. Потому что таким людям не место в жизни, и, если они уж рождаются,