"Ли Киллоу. "Веритэ"-драма (Журнал "Фантакрим-MEGA")" - читать интересную книгу автора

до меня здесь уже расписались Иден Лайл, Лиллит Меннор, Уолтер Фонтейн,
Майя Чеплейн. Что ж, приятно, что швейцар счел меня достойной. Выводя на
чистой странице сложно сплетенными прописными буквами "Нуар Делакур", я
подумала, что швейцар, впрочем, не первый, удостоивший меня такой чести. А
теперь есть хорошие шансы, что и не последний: само имя Захарии Виганда на
афише гарантировало очередь длиной в милю из страждущих лишнего билетика.
Ну, а имя режиссера Брайана Элизара легко эту очередь удваивало. Элизар
был увенчан целой уймой Тони и Оскаров и обласкан вниманием ведущих
критиков мира. К тому же "Песчаный сад" был "веритэ"-драмой.
Импровизационный театр и бессюжетные пьесы давно уже завоевали всеобщую
популярность, но и она меркла в сравнении с любовью публики к
театру-"веритэ". И предложение сыграть роль Аллегры Найтингейл в новой
пьесе было посерьезнее альбома швейцара.
"Да он чуть не на коленях умолял!" - захлебываясь от восторга,
пересказывал мне это предложение агент. И хотя звучало это вполне
абсурдно, я знала, что Кэрол Гарднер не склонен к преувеличениям. А уж
коль скоро режиссер полета Элизара готов стоять на коленях перед скромной
актрисой... Продюсер того дурацкого фильма и не думал стоять на коленях.
Нет, положительно, у Южной Италии не было никаких шансов на успех.
Я протянула швейцару его альбом.
- Не подскажете, где мне найти мистера Элизара?
- Ну, конечно, он сейчас на сцене, вместе с остальными. Прямо по
коридору, потом направо.
Я наконец отогрелась. Да и пальто, кажется, успокоилось и облегало
фигуру уже не так отчаянно. Но, проходя мимо зеркальной стены, я даже не
взглянула на себя; было и так ясно, что моя прическа не выдерживает
никакой критики. Ничего с этим поделать было нельзя - парикмахеры по всему
миру чуть не рыдали, если им приходилось иметь дело со мной, и называли
мои волосы ртутью. Вот и сейчас сорокаминутные усилия лучших мастеров
Рауля пошли прахом из-за двух-трех порывов ветра на улице. На ходу я
вытащила бесполезные шпильки и встряхнула головой, отбрасывая за спину
тяжелую и непослушную гриву.
Я люблю театры. Конечно, когда они в дни премьер заполнены восторженной
публикой - кто их не любит. Но свое, совсем особое очарование есть и в их
просторной пустоте и тишине, где прячутся призраки еще не рожденных героев
и героинь и шелестят давно отзвучавшие овации. И я, пока шла по коридору,
слушала этот шелест и распугивала своими шагами призраков. Но, войдя в
темный зрительный зал, стряхнула эту сладкую чушь и, спускаясь по
наклонному проходу, уже переключила все внимание на людей, стоявших в
освещенном пятне посредине сцены.
Двое из трех были мне знакомы. Классический профиль и золотистые кудри
Томми Себастьяна казались скопированными с античной вазы - как, вполне
возможно, и было на самом деле. В противоположность ему лицо Майлса Рида
было столь непримечательно, что никакими усилиями не удерживалось в
памяти. Майлс принадлежал к числу тех актеров, которые будто и не
существовали вне сцены, а на сцене всякий раз оказывались настолько
безупречно чистым холстом, что любой режиссер мог изобразить все, что
угодно. На сей раз Майлс был наголо брит.
Третий, незнакомый мне, наверняка и был Брайаном Элизаром. Он оказался
ниже ростом, чем я ожидала, - едва доставал Томми макушкой до плеча. При