"Анатолий Ким. Мое прошлое (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Русский Клондайк громадной советской империи - Дальний Восток - манил
многих. Там в конце концов оказывались люди, которые смутно чувствовали, что
на окраине империи можно будет удачливее обернуть свой единственный капитал
- жизнь - и повыгоднее распорядиться дозволенной частной собственностью -
своими рабочими руками. Государственный надзор слабел там, где зимой
крепчали морозы и бушевали тайфуны и люди могли заработать больше денег, чем
это полагалось на других территориях империи.
Зарабатывая достаточно, в этих отдаленных краях особенно не на что было
потратить деньги, поэтому люди невольно их копили. Банковская система в те
годы для большинства безденежного народа в стране была непривычной, и для
дальневосточных вербованных обыкновением было держать деньги дома, "в
чулке". За несколько лет их собиралось немало, и человек, находясь в своем
убогом жилье барачного типа, одетый кое-как, все же чувствовал себя неким
богачом.
Что значили деньги для наших советских людей? Ведь их много не могли иметь,
а кто имел, тот вызывал большие подозрения. Честным трудом невозможно было
нажить много денег, а кто ухитрялся как-то сколотить капитал, тот должен был
скрывать его. Миллионер автоматически становился "подпольным", вынужденным
хорониться от гневного суда общественности, если даже он был и не
преступником, а знаменитым писателем или артистом. Люди должны были
существовать не богато и не бедно, а вполне "по-советски", то есть так, как
определит государство.
И только в условиях Севера или Дальнего Востока обычные граждане могли иметь
сравнительно много денег без каких-либо опасений. Несмотря на то что в быту
жили они намного хуже, чем население "Большой земли", дальневосточники и
северяне - моряки, рыболовы, шахтеры, летчики, лесорубы, сезонники -
чувствовали себя несколько иначе. Они были избавлены от всесоюзной
озабоченности рядового советского человека, что денег может не хватить до
следующей зарплаты. Дальневосточник переставал мучиться над проблемой - у
кого бы занять несколько рублей до аванса. Он мог спокойно сам дать взаймы.
Я вспоминаю обо всем этом потому лишь, что пытаюсь определить некий общий
характер дальневосточных людей, среди которых прошли мои детство и
отрочество. Они были внутренне свободнее, щедрее и к другим людям гораздо
внимательнее, дружелюбнее, чем жители столиц. Многие годы, живя потом в
Москве, я тосковал по Дальнему Востоку и по его людям. Мне казались тесными
большие квартиры столичных жителей и душными, мелочно-расчетливыми их
отношения.
Знал я также других дальневосточников, которые уезжали на материк, жили в
хороших краях, прекрасно устраивались - и не могли привыкнуть на новом
месте. Ностальгия по Дальнему Востоку не покидала их. Это были русские,
белорусы, грузины, армяне, корейцы - разных национальностей, характеров и
возрастов люди, но с какой-то трудно уловимой, однако явной общностью
душевного устройства. Словно люди, принадлежащие к одной религии. Многие из
них после нескольких лет жизни на материке бросали все и возвращались назад
- к беспредельности океанских просторов, к великим снегам зимы, к внезапным
дождям и туманам, заволакивающим прибрежные скалы, сопки, поселки.
Была денежная реформа в конце сороковых годов. Помнится, на Камчатке зима
стояла тогда особенно многоснежная. Сугробов навалило выше домов, и мы,
детвора, катались на лыжах с крыши, проезжая мимо дымящих печных труб.
В такой день приехал в наш поселок на собачьей упряжке человек из дальнего