"Анатолий Ким. Мое прошлое (Повесть)" - читать интересную книгу автора

петухе, который жестоко клевался, о рыбной ловле... В сущности, он тогда
делал то, что пытаюсь делать сейчас и я,- прояснял в памяти увиденные
картинки мира, которые и являются прошедшей жизнью, бесценной и прекрасной.
Иногда по моей настойчивой просьбе Алексей брал в руки баян и пел
хрипловатым приятным голосом разные песни. Это были и известные в то время
песни, которые я слышал раньше, и некоторые неизвестные мне странные,
диковатые песенки из особенного народного репертуара, в которых изливается
тоска, жалоба русского человека с неудачной судьбой: бродяжьи и тюремные
саги, сиротские жалобы, воровские залихватские куплеты, мещанские баллады о
загубленной девичьей любви... Русский человек улицы, человек городской
площади, дорожно-вокзального бесприютства любит подобные песни...
Дело в том, что Алексей был традиционным слепым певцом, уличным музыкантом,
без которого не обходится русская жизнь на миру. Он пел на больших, шумных
хабаровских базарах, тем и зарабатывал себе на жизнь. Подаяние, которое он
собирал, не было гонораром нищего попрошайки, это были трудовые деньги, но
Алексей никогда не говорил дома о своем занятии и стыдился, очевидно, перед
знакомыми. Если кто-нибудь из них заговаривал на базаре с ним, он тут же
собирал баян и удалялся. Зная об этой его болезненной гордости и
стыдливости, знакомые Алексея подходили и клали ему деньги в шапку
втихомолку.
В Хабаровске среди простого народа, вынужденного в трудное послевоенное
время толкаться на барахолках и базарах, слепой Алексей-баянист был весьма
известен. Уже много лет спустя, взрослым человеком, я разговаривал с разными
людьми из Хабаровска, и они помнили его.
Этот слепой музыкант, принадлежавший уличному народному искусству,
независимому от всяческих институтов культуры, был в пределах своего мира
выдающимся человеком. Он не пристрастился к вину, что является обычным
явлением у русских людей, чья жизнь неблагополучна и беспросветно тяжела. Я
свидетель тому: никогда не видел его не то чтобы пьяным, но и попросту
выпившим. Несмотря на свое беспомощное состояние, он жил, никого не
утруждая, ухаживал за собой сам и выглядел вполне опрятным. Свою
немногочисленную одежду бедняка всегда содержал в порядке, ничего рваного,
грязного, с дырами или с оборванными пуговицами я не видел на нем. Когда он
бывал дома, то никому не мешал, передвигался бесшумно, никогда ничего не
задевая, или тихо сидел в своем закутке возле печки, размышляя о чем-то, с
кроткой улыбкою на лице, уставясь куда-то в пространство неподвижными
глазами.
Он ходил по улицам без палки - с высоко поднятой головою, с баяном,
завернутым в большой платок и подхваченным на плечо. Не имея поводыря, он
находил дорогу в этом огромном городе, в этом мире. Он рассказывал мне о
деревенском детстве, о своей жизни с чувством большой и чистой любви к ней.
Он ни разу не пожаловался и не высказал чего-нибудь, что явилось бы
проявлением хоть малейшего недовольства судьбой.
Мне за свою жизнь пришлось встретиться с некоторыми поистине значительными
людьми нашего мира, и слепой Алексей был одним из них. Он мог бы снять с
моего детского сердца печать несправедливости, чем был отмечен, как
открылось мне, к горести моей, человек в этой жизни. Мне надо было только
рассказать тогда Алексею о моем мучителе, который встречал меня на пути в
школу, и спросить, что же мне делать...
Но я ничего ему не рассказал и ни о чем не спросил. Со всем упорством своего