"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

тогда, улыбнувшись безмолвию трав и звезд, Отто Мейснер мысленно пожелал
себе быть той прохладной воздушной струей, которую вбирает сейчас в свою
грудь жена, чтобы освежить ей свою усталую кровь и затем вновь вернуть
прохладе ночи теплым, ароматным облачком дыхания.
И вдруг он уснул глубоко, неожиданно, и перемешались его сонные чувства
со звоном скатывающихся с травы росинок, с влажным плеском реки, с ночным
ревом выпи, затосковавшей на дальнем болоте, с топотом зайца, который
перебежал через соседний бугор и, обронив на один глаз обвисшее ухо,
оглянулся в сторону замершей черной яблони. И снились Отто Мейснеру мягкие,
как облака, зыбкие и светлые сны, печальные и радостные в единый миг.
С трудом он проснулся под утро от прикосновения холодной струйки,
пролившейся на его лицо с наклонного желобка осоки. Росою была усыпана вся
трава вокруг, словно теми розовыми излучающими внутренний свет перлами,
груды которых он видел когда-то, посещая плантации жемчужниц в заливах
Японии, а теперь словно высыпались они из тайников его памяти, пока он
крепко спал на земле. Розовато-пепельное сияние излучал и высокий,
отдалившийся теперь, на рассвете, край дымчатого неба.
Отто Мейснер приподнял голову с земли, застигнутый внезапным испугом
часового, который уснул на своем посту. И увидел, что жена спит на его
походной кровати, укрывшись с головою в клетчатый плед, и смутно белеет лишь
ее поникшая рука.
На реке зазвучали какие-то частые мерные всплески, и, приподнявшись,
магистр увидел плывущего в лодочке туземца - орочона. Лодка была крошечная,
похожая на корыто, и гребец гнал ее против течения, бодро взмахивая
короткими веслами. Одет он был в синюю рубаху, запахнутую на одном плече,
голову его, накрытую белым накомарным платком, украшала плоская шапочка с
пером птицы на макушке. Увидев шевельнувшегося на берегу человека и рядом с
ним еще и другого, гребец замер, вскинув широкие плечи, ибо только что
сделал гребок, а дослать весла назад не успел. На какое-то время он словно
окаменел, обратив к берегу темное лицо с тяжелыми скулами, и течение стало
сносить лодку назад, так что орочону приходилось все круче выворачивать шею,
чтобы видеть поразившую его картину. Спохватившись, он снова ударил в весла,
живо наклоняясь и выпрямляясь, и вскоре лодка с гребцом исчезла за низко
склоненными к воде прядями ивы.
Отто Мейснер вновь прилег на свое место и закутался в плед, весь
окропленный снаружи бисером росы, но теплый изнутри. Согревшись, магистр
вскоре вновь задремал. Последнее, что различил он в явственном мире раннего
утра, прежде чем кануть в крепкий сон, был силуэт далекой сопки, покрытый у
подножия волокнистым туманцем. На крутых боках этой сопки уже ясно
различались темные пятна кедров среди сплошной и волнистой, как руно,
лиственной таежной зелени.
Но вот взмыло над этой сопкой солнце, стало набирать силу - и все
теплее, душнее становилось спящему человеку, роса постепенно высыхала на его
руке, которой он прикрыл от яркого света глаза. А потом стало уж совсем
жарко - и магистр оторвался от своего сладкого юношеского сна и увидел перед
собою румяное смеющееся лицо жены. Она была свежа, умыта, причесана.
Опустившись рядом с ним на землю, Ольга его поцеловала, и он ощутил на своих
губах холодок и вкус речной воды.

Глава 5