"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

из которого прорастает творчество. Но у бесконечного бога пространств
существуют огромные пустыни, куда не выпадет и капля воды, а у бесконечного
бога времени бывали долгие эпохи без всякой гуманности и самотворчества.
Вассерлос, безводно, - лишь пыльные смерчи жестокости проносились через
пространства земного времени. И Отто Мейснер задыхался даже при мысленном
соприкосновении с ураганными порывами варварства хотя бы и одного периода
монголо-татарского могущества, от которого отделяли его отнюдь не просторы
земли (судьба забросила его в самую глубь воинственной Азии!), а лишь
незримая пелена нескольких прошедших столетий. И, обозревая сквозь эту
пелену безжизненные окрестные равнины, магистр невольно ожидал появления из
их глубин скачущих отрядов татар на косматых лошадях, воинов, вся
добродетель которых заключалась в силе удара кривым мечом или в меткости
посланной ими стрелы, пробивающей грудь противника. Но вдруг представилась
магистру философии вовсе другая фантастическая картина: та же самая степь,
вся, до ровного горизонта, покрытая играющими ягнятами. Были то призраки
убитых и ободранных на мерлушку ягнят, которые теперь отмучились и обрели в
противоположность страданию и смерти вечное блаженство и бессмертие? Или
равнина эта, наполненная бесчисленными веселыми барашками, привиделась
философу лишь в напоминание того, что всегда существовала - даже во времена
татаро-монголов - и всегда будет существовать пора беспечности ягнят, как и
пора их заклания? У Отто Мейснера сжалось сердце от беспомощного страха за
всех ягнят, скачущих по зеленой земле, и, главное, за те два человеческих
существа, с которыми он обрел через свою любовь нерасторжимое единство.

Ничто так не обнаруживает этой могучей связи через любовь, как минута
смертельной опасности. На них напали волки. Они выскочили из той
серебристо-белой степной зимы, которая застигла путешественников на пути в
далекую Туву. Мейснеры и возница-хакас ехали в широких санях, заваленных
дорожным грузом. Ольга полулежала спиною к вознице, завернутая с головою в
огромный белый тулуп, сшитый в одной старообрядческой деревне специально по
ее просьбе и указаниям. Под этим тулупом, словно в шатре, мать могла
перепеленывать ребенка и кормить его грудью. Магистр никогда раньше не видел
волков на свободе, для него были они всего лишь die Wolfеn из сказок, одетые
в разбойничьи лохмотья, с ножами за поясом. И поэтому, когда на белом поле
равнины показались вдали их грязно-бурые скачущие фигурки, Отто Мейснер
принял зверей за собак и подивился про себя, откуда взялись они в этом
пустынном месте, вдали от жилищ. Но тут возница-хакас оглянулся на них и
дико завизжал, вскочил на ноги и принялся бешено полосовать бичом лошадей.
Те рванули вперед, хакас не удержался и шлепнулся обратно на свое место.
Только теперь магистр догадался, что нагоняющие собаки вовсе не собаки, и
постиг захолодевшим сердцем всю их беспощадную целеустремленность. Ольга
ничего еще не заметила, укрытая своим овчинным шатром. Отто Мейснер достал
из-под сена матросский сундучок. Его каленый железный запор на морозе
приставал к руке и с трудом поддавался. Когда наконец удалось открыть сундук
и откинуть крышку, из него выхватило ветром стопку писчей бумаги. Белые
листы взмыли в воздух и закружились позади саней, и подступившие уже совсем
близко волки на минуту приотстали, испуганно отскакивая в стороны от
падавших на них непонятных птиц. Тем временем Отто Мейснер успел достать и
изготовить к бою револьвер. Металл сразу же прилип к теплой ладони, сдирая
кожу, но магистр не заметил боли. На секунду оглянувшись, он увидел, что