"Анатолий Ким. Соловьиное эхо" - читать интересную книгу автора

замирает, переставая накручивать лапками свою удушливую паутину. Безносой
чудится, что подкрадывается к ней Любовь-воительница, бесстыдная и наглая
соперница, чтобы отнять у нее добычу.
Недели две назад младшая дочь купца, крещенная в православной вере и
нареченная Ольгой, вымыла голову и сушила свои черные, ниспадающие до пят
волосы, стоя на солнышке у окна. Незримо и коварно пронзил ее холодный
сквозняк, и она заболела. Пораженное девичье тело сотрясал озноб, иссушал
жар - и вдруг, через неделю, настало зловещее, непонятное затишье. В
бредовом миру больной уже не было ни твердокаменного, тяжкого ада, который
приходил на смену невесомым волоконцам болезненной неги, ни тех четырех
коричневых полунагих воинов с копьями в руках, которые строем, топая нога в
ногу, то наступали на нее, угрожая и вырастая до небес, то отступали за
далекий горизонт, уменьшаясь до таких малых размеров, что следить за ними
было утомительно, тошно и бессмысленно. И стало в том пространстве, куда
отнесла ее на руках болезнь, неимоверно плоско и пусто, и засохли в душе все
желания.
Но вдруг сегодня утром, когда синий клинышек неба, видимый в щели
зашторенного окна, нещадно резал ей глаза, больная ощутила неизведанный,
крепкий, удивительный запах. Она сомкнула обессилевшие веки и вся
сосредоточилась на этом коснувшемся ее новом впечатлении. И чем дольше она
лежала, тем сильнее привлекал ее неведомый запах. Когда в комнату вошла
старшая сестра, больная впервые за последние дни заговорила.
- Что это... такое? - тихо, едва справляясь с тяжестью каждого слова,
спросила она.
Сестра ничего не ответила и лишь, сморщив худенькое лицо, зажмурившись,
некрасиво заплакала.
- Откуда... такой запах? - настойчиво продолжала младшая. - Не могу...
понять.
Старшая приняла за предсмертный бред слова больной и заплакала навзрыд,
кусая себе руки.
- Дурочка, - внятно произнесла Ольга. - Ты поди... принеси то, что
так... пахнет. Я хочу съесть это...
- Отец! - завопила сестра, всполохнувшись, как подброшенная курица. -
Она просит есть! - И, ошалевшая от радости, кинулась вон из комнаты.
Она прибежала в кухню к матери и обрушила на нее свои ликующие вопли,
которых старуха сначала не поняла и лишь бестолково запричитала, сидя возле
печки. Махнув рукою на нее, дочь выбежала во двор, понеслась к колодцу,
около которого на плоском камне сидел отец, обхватив голову руками.
Терпеливо выслушав дочь, он, однако, остался совершенно безучастен. Купец
знал, что такое кофе, черный и горький напиток русских богачей, и поэтому не
придал никакого значения желанию больной: не помогли самые чудодейственные
лекарства, так чем же поможет глоток этого пойла?... Но дурнушка дочь не
отставала, умоляя отца выпросить у этого чужестранца хоть блюдце напитка.
Она, проводившая свою жизнь в скрытой тоске и неутоленности желаний, яснее
многих ощущала близость той тишины - надмирной, бесстрастной, - что
царствует на безмолвных человеческих кладбищах. И ей одной были понятны
бредовые выкрики больной сестры о подступающих четырех воинах с копьями. Не
желая отдавать сестру-красавицу этим слугам смерти, бедная дурнушка готова
была кинуть им под ноги, как собакам кость, свою собственную жалкую жизнь,
но не нужна была им подобная замена. И еще она понимала, что сестренка