"Виктор Павлович Кин. По ту сторону (Роман) " - читать интересную книгу автора

он вынес пристрастие к флагам, демонстрациям и торжественным похоронам. Их
бурная пышность давала выход его настроениям.
Ему было пятнадцать лет, когда он произнес на митинге в народном доме
первую речь, о которой потом всегда вспоминал со стыдом и ужасом. Дрожащий,
готовый умереть, он вылез на трибуну - и разом забыл все слова, которые
когда-либо знал. В зале выждали несколько минут его позорного молчания,
потом на балконе кто-то безжалостно засмеялся. Отчаянным усилием Безайс
глотнул воздух и, зверски хмурясь, сказал что-то, но что именно - он потом
никак не мог вспомнить.
Незаметно для себя и для других он вырос до того уровня, когда его
стали замечать. Уже знали его в городе и оборачивались вслед, когда на
собраниях он шел через залу; уже на заседании парткома единогласно назначили
его уполномоченным "по конфискации имущества лиц, бежавших с
белогвардейскими бандами", и он ходил по городу, нося в кармане штамп и
печать. Каждый день приносил новую работу. Он водил арестованных из лагеря в
чрезвычайную военную тройку, пилил дрова в монастырском лесу, с
командировкой наробраза ездил по уезду собирать помещичьи библиотеки и на
подводах возил в город сугробы истлевших книг с золотым тиснением на
выцветшем бархате, с гербами, с экслибрисами - книги масонов и
вольтерьянцев. Он был все еще мальчиком, и каждый новый год своей жизни
принимал как долгожданный, давно обещанный подарок, - но в то время многое
делали эти мальчики с веснушками на похудевшем по-взрослому лице.
А потом наступил фронт - польский, - отличное время, когда падали под
ноги города и местечки и земля ложилась одной большой дорогой к Варшаве. И
даже после, когда ж-жахнули их из-под Варшавы косым пулеметным огнем и
сломался фронт, Безайс, несмотря на горечь поражения, все же носил в себе
это праздничное чувство.
С Матвеевым он встретился в Москве, с ним получал командировки, с ним
сел в битком набитый вагон, и в Чите измученный поезд вывалил их вместе на
замерзшую чужую землю. Они устроились в заброшенной комнате, переполненной
пылью и пауками, ходили по городу, спали на столах, разговаривали о тысяче
вещей и бросали ботинками в крыс.
О, это была веселая республика - ДВР! Она была молода и не накопила еще
того запаса хронологии, имен, памятников и мертвецов, которые создают
государству каменное величие древности. Старожилы еще помнили ее полководцев
и министров пускающими в лужах бумажные корабли, помнили, как здание
парламента, в котором теперь издавались законы, было когда-то гостиницей, и
в нем бегали лакеи с салфеткой через руку. Республика была сделана только
вчера, и сине-красный цвет ее флагов сверкал, как краска на новенькой
игрушке.
- Она не оригинальна, - заявил Безайс, осмотрев республику с головы до
ног.
Он почувствовал себя иностранцем и гордился своей родиной.
Столица республики - Чита - утонула в песках; на улицах в декабре, в
сорокаградусный мороз, лежала пыль, - это производило впечатление какого-то
беспорядка. Над городом висел густой морозный туман, на горизонте голубели
далекие сопки. В парламенте бушевали фракции, что-то вносили, согласовывали,
председатель умолял о порядке. В дипломатической ложе сидел китаец в
галстуке бабочкой, с застывшей улыбкой на желтом лице и вежливо слушал. Над
председателем висел герб, почти советский, но вместо серпа и молота были