"Росс Кинг. Экслибрис " - читать интересную книгу автора

не жаловался. Как, впрочем, и я. Я оказался удачливее большинства тех
четырехсот тысяч душ, которые теснились в Лондоне или его пригородах.
Торговля приносила мне ежегодно доход в 150 фунтов - приличная по тем дням
сумма, особенно для человека, не имевшего ни семьи, ни вкуса к чувственным
удовольствиям, на которые так щедр Лондон. И конечно же, моя спокойная
книжная идиллия так и продолжалась бы до тех пор, пока я не занял бы свое
место на маленьком прямоугольном участке земли, который оплатил для себя
рядом с Арабеллой, если бы не одно странное письмо, доставленное мне летним
днем 1660 года.
В то теплое июльское утро, соблазнительно скрипнув, приоткрылась дверь
в один загадочный и странный дом. И мне, считавшему себя таким разумным,
скептически настроенным человеком, пришлось в неведении бродить по его
темным коридорам, наталкиваясь на тупики и потайные комнаты, в которых и
ныне, спустя много лет, я блуждаю в поисках ключа. Легче найти лабиринт,
пишет Комениус, чем путеводную нить. Однако любой лабиринт представляет
собой некий круг, который начинается там, где кончается, как говорит нам
Боэций, а кончается там, где начинается. Потому-то мне приходится ныне
вновь повторить все мои блуждания и, разматывая за собой нить
повествования, вернуться в то место, с которого началась для меня история
сэра Амброза Плессингтона.
Событие, о котором я упомянул, произошло утром, во вторник первой
недели июля. Мне хорошо помнится то время, поскольку совсем недавно король
Карл II вернулся из французского изгнания, дабы взойти на престол,
пустовавший одиннадцать лет, с тех пор как Кромвель казнил его отца, Карла
I, и его приверженцев. Начало того дня не предвещало ничего особенного. Как
обычно, я раскрыл деревянные ставни, отпустил зеленый навес на легкий
ветерок и послал Тома Монка на Главный почтовый двор, находившийся на
Клоклейн. В обязанности Монка входило убирать золу из камина, подметать
пол, выносить ночные горшки, чистить водосток и запасаться на день углем.
Но прежде, чем он приступал к этим своим занятиям, я посылал его в Доугейт
справиться, нет ли мне писем. К этому я относился очень внимательно,
особенно по вторникам, так как по этим дням доставляли пакетботом почту из
Парижа. Когда он наконец вернулся, послонявшись, как обычно, на обратном
пути по набережной Темзы, на моем брюшке как раз примостился том с
Шелтоновым переводом "Дон Кихота", изданный в 1652 году. Я оторвал взгляд
от страницы и, поправив очки, скосил глаза на темневшую в дверном проеме
его фигуру. Никакому оптику было не под силу отшлифовать пару линз,
достаточно толстых для того, чтобы исправить мое косоглазие. Держа
указательный палец на недочитанной строчке, я зевнул.
- Есть что-нибудь для нас?
- Одно письмо, сэр.
- Да? Давай-ка посмотрим его.
- Мне пришлось заплатить за него два пенса.
- Что ты имеешь в виду?
- Сэр, на почте мне сказали, - он протянул руку, - что за него
недоплачено. Неверно оплаченное письмо, сказал приемщик. Поэтому мне
пришлось доплатить два пенса.
- Ну хорошо, так и быть. - Я отложил в сторону "Дон Кихота" и, с
раздражением компенсировав Монку его затраты, завладел письмом. - А теперь
ступай. Принеси угля.