"Росс Кинг. Домино" - читать интересную книгу автора

карандашных и живописных портретов. Дальше он повел рассказ о знаменитом
портретисте, соучредителе Королевской академии, сэре Эндимионе Старкере,
который, как он предполагал, собирался почтить собрание своим присутствием.
Едва ли найдется в Европе видная персона, уверял он, не перенесенная на
полотно искусной кистью сэра Эндимиона; лорд Норт, герцог Графтон, Эдмунд
Берк, лорд Рокингем, маркиз де Помбаль, мадам де Помпадур, даже сам король
Георг - все они, а также многие прочие, послужили в свое время моделью этому
отмеченному славой джентльмену.
- Я встречался с сэром Эндимионом раз или два, - добавил Топпи, - и не
сомневайся, Джордж, если увижу его сегодня, непременно вас познакомлю.
К тому времени, как мы вышли на бодряще-прохладный воздух (стоял ранний
сентябрь), эти слова, как в свое время пророчество цыганки, представились
мне твердым обещанием, не исполнить которое невозможно.
В дверях Топпи назвал наши имена, и мы были пропущены внутрь ливрейным
лакеем, которому вручили свои шляпы. Пожилой страж склонился в почтительном
поклоне, однако мне показалось, что отцовская треуголка, украшенная перьями,
а также ряд других деталей моего туалета не произвели на него того
впечатления, какое он постарался обозначить. Ради такого случая Топпи
одолжил мне один из своих кафтанов, а также пару башмаков с золочеными
пряжками - Томас, его лакей, немало потрудился, наводя на них глянец. Но вот
мои камзол и штаны не отвечали требованиям момента; более того, они
регулярно служили мне по воскресным утрам уже год или два, что, на мой
взгляд, отразилось на их состоянии чересчур заметно.
Наверху мы обнаружили гостей в великолепной гостиной, с резными
карнизами и богато декорированными стенами: в витых листья аканта, золотых
снопах и венках из жимолости. Топпи представил меня нескольким значительным
особам женского пола, которые, низко присев, принялись с опущенными веками
благосклонно выслушивать мои комплименты. Я собрался было ангажировать одну
из них на менуэт, однако Топпи, извинившись, повлек меня в восьмиугольную
комнату, со стенной отделкой из красного бархата и антикварными мраморными
бюстами на консолях. Там только что собрала обильную дань аплодисментов за
исполненную арию певица, обладательница красивого меццо-сопрано, и слушатели
взялись за карты, чтобы возобновить ломберную партию.
- Она не пришла, - убитым голосом пробормотал Топпи в свой кружевной
галстук.
На вечеринку он явился из-за леди Сакариссы Ласселлз - а вернее, его
привела сюда надежда вновь ее здесь увидеть. Он познакомился с ней прошлым
вечером на Тоттнем-Корт-роуд, где мы в "Чайных садах Адама и Евы" играли в
голландские кегли. Я тут же заподозрил, что леди Сакарисса, дочь недавно
провозглашенного пэра, оставила в душе моего друга неизгладимый отпечаток: в
ее присутствии он заиграл вдохновенно, исполнившись необычной жажды победы.
Я последовал за Топпи в переполненную гостиную, где мы отведали пунша.
За пуншем Топпи просвещал меня насчет имен и званий сановных гостей, но,
завидев наконец личико леди Сакариссы (она оживленно беседовала в другом
конце комнаты с группой игроков), тут же умолк. Извинившись, он поспешил в
уголок под канделябр, где вскоре у них с леди Сакариссой начался обмен
приседаниями и поклонами.
Я же перевел взгляд на других гостей - Достойнейших Особ, как назвал их
почтительным шепотом Топпи, когда мы взбирались по парадной лестнице,
похожей на мраморный каскад, текущий меж парами каннелированных колонн. Это