"А.Ф.Кистяковский. Исследование о смертной казни " - читать интересную книгу автора

духовного посредством погибели телесного; она поражает не жизнь как жизнь,
но временное, преходящее тело в чувственном мире". Если это так, то в
вопросе о смертной казни дело касается не цели и средств, а существования
необходимости, вследствие которой высшему должно быть принесено низшее,
временному - преходящее, идее, которая есть жизнь справедливости, - то, что
уже умерло и без дальнейшего правомочия не может существовать. Это не месть,
не внешнее возмездие, не несправедливость за несправедливость, не насилие за
преступление, - нет, это есть уничтожение несправедливости, которая
олицетворялась в своей высшей потенции, так что без противоречия не может
далее существовать. Весьма близко по взглядам к Абеггу подходит Дауб. По его
учению, источник закона есть любовь, а наказание, будучи средством
уничтожения вины и способом примирения с законом, является благодеянием.
Смертная казнь справедлива; ибо кто совершил убийство, тот впал в тяжкую
вину; а так как только одна смертная казнь уничтожает вину, то она есть дело
любви и справедливости, есть благодеяние. В свою очередь, Абеггу возражал
Меринг; идя тем же путем и руководствуясь тем же способом исследования, он
пришел к совершенно противоположному результату. Смертная казнь, по его
мнению, есть признак еще несложившегося в целом объема своей области, не
осуществившегося государства, есть отрицание государства в самом
государстве, отношение сил природы, из коих одни силятся обеспечить свое
существование уничтожением других. Государство в смертной казни употребляет
свою силу, но не свое право, в смертной казни оно простирает свою власть так
далеко, как может. Кант и Гегель защищали смертную казнь во имя
справедливости принципа материального возмездия: равное за равное. Кестлин
старался опровергнуть их, доказывая, что если этот принцип принят, то во имя
его следовало бы признать сообразным с справедливостью назначение
изувечивающих наказаний за телесные повреждения. С своей стороны, он
построил свою теорию, на основании которой смертная казнь должна быть
вычеркнута из ряда наказаний. В преступлении, он говорит, нарушение имеет
свое бытие (ihre Existenz) не в объективном происшествии, но только в воле
нарушителя. Мера наказания ни в каком случае не должна быть определяема
только по объекту нарушения, который может быть принят при этом только как
второстепенный, соопределяющий момент. Поэтому, если хотят остаться верными
понятию о наказании как стеснении воли нарушителя и другому основному
понятию, что для государства жизнь совпадает с личностью, то должны
вычеркнуть смертную казнь из ряда уголовных мер. Всецелое уничтожение
личности было бы справедливо, если бы в преступлении вся субъективность
являлась неизлечимо злою. Но так как это невозможно, то государство должно
оставить существовать личность, в которой всегда лежит возможность
нравственного восстановления (1855 г.). Глюнек доказывал, что смертная казнь
нисколько не противоречит идее справедливости (1855 г.). Выходя из принципа
справедливости, также оправдывали право государства назначать смертную казнь
такие писатели как Рихтер (1829 г.), Цум-Бах (1828 г.) и Россгирт (1828 г.).
Напротив, Геффтер находит, что справедливость смертной казни не есть истина
абсолютная, а только гипотетическая (1854 г.). Наконец, Бернер уже
решительно утверждает, что справедливость не требует смертной казни ни за
одно преступление, ни даже за убийство (1852 г.).
Итак, каждый из приведенных писателей ссылается на справедливость, но
одни доказывают, что смертная казнь согласна с справедливостью, другие - что
она не согласна, - и даже более: Меринг находит, что она есть проявление