"Андрей Кивинов, Федор Крестовый. Каникулы строгого режима " - читать интересную книгу автора

комбинаторских способностей кума, вызвал последнего и предложил по-хорошему
искать новое место, пообещав оказать протекцию и снабдить отличными
характеристиками. В случае же отказа пригрозил позорным выдворением из
Системы, а то и судебным преследованием.
Подходящая вакансия нашлась в тихомирской колонии. И хотя до Тихомирска
было далековато, Федор Васильевич прихватил жену с ребенком и немедля
перебрался на новое место. Его хорошо встретили, вручили ключи от служебной
квартиры в Потеряхино-2 и благословили на честный труд. Пока он трудился без
нареканий, хотя и не сходился в вопросах воспитания с хозяином. Но хозяину
было важнее, чтобы место кума вновь не оказалось вакантно, поэтому в жесткую
конфронтацию с Гладких он не вступал.
Через пять минут в кабинет уверенно постучались. Это был вызванный
осужденный Казбек Шамаев по кличке, разумеется, Шаман. Посланец дружеского
Закавказья. Уселся он за уличное ограбление, совершенное в столице, куда
приехал с неофициальным и недружеским визитом. На гастроли. Был словлен
сознательными трудящимися по горячим следам и честно получил свои пять лет.
Срок истекал в сентябре этого года, и Казбек уже готовил "дембельский
альбом", мечтая о начале новой жизни. Он забудет о прошлом, пойдет на
фабрику или в совхоз, заведет семью. И в зону больше не вернется. Потому что
грабить теперь будет исключительно осторожно, в основном по ночам, как все
мужчины его тейпа. Он еще молод, всего тридцать. И у него вся жизнь впереди.
Но радость от скорого дембеля омрачало одно "но". Которое в настоящую
минуту вызвало его в кабинет. В сейфе у "но" хранилась некая позорная
бумажка. Подписка о негласном и добровольном сотрудничестве. Написал ее
Шаман после недельного пребывания в ШИЗО, где прежний кум со своими операми
обрабатывал его спину и внутренние органы специальными массажерами из
жесткой резины. Пришлось сделать нелегкий выбор между здоровьем и горской
честью. Казбек выбрал здоровье. И его можно понять: здоровье не вернешь, а
честь, в принципе, можно. Но перед тем, как письменно признаться в любви к
администрации и доказать, что эта любовь идет от сердца, Шамаев прохрипел,
отхаркиваясь кровью, где спрятана общаковая наркота. То есть совершил
косяк - проступок, недостойный почетного звания бродяги. За это Казбеку
грозило суровое наказание - смертная казнь через заточку.
Но, если уж быть до конца объективным, к Шаману применялись не только
методы устрашения. В случае, если он добросовестно послужит делу исправления
оступившихся, Казбеку пообещали "удочку" - условно-досрочное освобождение.
Мелочь, но приятно.
Само собой, этот порочащий репутацию факт был скрыт от лагерной
общественности. Поэтому Шаман пользовался в лагере кое-каким авторитетом,
особенно среди земляков-кавказцев. Мало того, вышедший недавно на волю Паша
Клык доверил ему присматривать за карантином. У каждого авторитетного
бродяги имелся свой объект для присмотра. Шаману достался карантин. Сумрак
не стал тасовать министерские портфели, чтобы не вносить раздрай в зоновский
истеблишмент, и оставил Казбека при должности.
С Сумраком у Шамана отношения исторически не сложились. И вовсе не
из-за национальности или вероисповедания. Никакой ксенофобии. Это в
большинстве - вторично. В глубине тонкой восточной души Казбек рассчитывал,
что Клык оставит положенцем именно его, а не этого вышибалу. И горько
переживал по поводу случившегося, пуская по ночам скупую слезу в ватную
лагерную подушку. Один раз попробовал выступить с протестом. Правда, все