"Юрий Кларов. Пять экспонатов из музея уголовного розыска " - читать интересную книгу автора

приветствовала д'Артуа восторженными криками, а нищие, не обращая внимания
на удары бича (кучер вымещал на них свою обиду за незаслуженный выговор
господина), плотным кольцом окружили карету, моля о подаянии и показывая
свои язвы.
Между тем, растолкав зевак и убедившись, что брадобрею теперь ничего не
нужно, кроме заупокойной молитвы и места на кладбище, посланец графа,
отличавшийся трезвостью ума и хорошим знанием арифметики, поспешно разделил
содержимое кошелька на две части. Одну половину он оставил себе, а другую
честно отдал Жаку, который со сломанными ребрами лежал в сточной канаве и
тихо стонал.
Молодой неотесанный простолюдин, конечно, не догадался поблагодарить
графа за милость, тем не менее лакей, который тоже был чем-то вроде графа
среди прочих лакеев, сообщил ему, что его господин, граф д'Артуа, щедро
оплатит похороны умершего, а к нему пришлет врача. Кажется, молодого
недотепу это проняло: на его глазах выступили слезы. Но до чего все-таки
груба и неблагодарна парижская чернь!
Итак, Жака не зря прозвали Счастливчиком.
Во-первых, отец его умер не от голода, а погиб под колесами
великолепной позолоченной кареты, рассказывая о куафюре, а не о болезнях.
Во-вторых, сам Жак не только не разделил участи отца, но и удостоился
благосклонного графского внимания.
В-третьих, его ребра, ничем не примечательные ребра обычного
ремесленника из предместья, оценили не в несколько су, а в десять ливров,
что превращало его почти в состоятельного человека и давало возможность из
ученика превратиться в серебряных дел мастера.
В-четвертых, его теперь бесплатно лечил один из лучших медиков Парижа,
"врач неизлечимых", доктор графа д'Артуа.
А в-пятых - и это самое главное, - врач, навещавший Жака, знал не
только медицину. Он знал, что нужно для счастья простых людей Франции. И в
этом не было ничего удивительного, потому что ему предстояло вскоре стать
одним из главных вождей французской революции...
Так, смерть куафера из Сент-Антуанского предместья свела Жака Десять
Рук с Другом народа Жан-Полем Маратом, врачом, ученым, памфлетистом и
пламенным революционером, всегда утверждавшим, что "любовь к людям - основа
любви к справедливости".
С тех пор Жак редко виделся с Маратом, но Марат навсегда вошел в его
жизнь, как и тот знойный июльский день 1789 года в саду Пале-Рояля, когда из
кафе де Фуа вышел со шпагой в одной руке и пистолетом в другой молодой, но
уже достаточно известный журналист Камилл Демулен. Демулен призывал народ к
оружию. Король, говорил он, должен наконец подчиниться воле третьего
сословия, самого многочисленного сословия страны.
А потом, когда пропахший пороховым дымом, в изодранной одежде Жак нес
пику, на острие которой качалась голова последнего коменданта павшей
Бастилии де Лонэ, он думал об отце и Марате, о торжестве справедливости, о
том, что самовластию аристократов положен конец. Жак считал, что революция,
о которой ему говорил "врач неизлечимых", завершена. Но революция только
начиналась.
Газета Жан-Поля Марата "Друг народа" била тревогу, предупреждая о
готовящемся в королевском дворце заговоре и призывая французов, которым
дорога завоеванная свобода, к бдительности. Но в Париже и его предместьях