"Дж.Клавелл. Тай-Пэн: Роман о Гонконге" - читать интересную книгу автора

тебе повезло, что ты здесь. Это единственная война, которую мы ведем в
данный момент. По крайней мере, единственная война на море. Все остальное -
не более чем инциденты: скучное покорение индусских княжеств - клянусь
Господом, эти язычники молятся коровам, сжигают вдов и поклоняются идолам!
- да еще афганские войны. И он почувствовал прилив гордости, оттого что был
частью величайшего флота в мире. Хвала Господу, что он родился англичанином!
Неожиданно он заметил приближающегося к нему Брока и с облегчением
увидел, как того перехватил по дороге толстый, совсем без шеи коротышка
тридцати с небольшим лет с огромным животом, вываливавшимся из брюк. Это был
Морли Скиннер, владелец "Ориентал Тайме" - самой влиятельной английской
газеты на Востоке. Глессинг внимательно знакомился с каждым выпуском и
считал, что Скиннер знал свое дело. Очень важно иметь приличную газету,
подумал он. Очень важно, чтобы все кампании освещались должным образом ко
славе Англии. Но сам Скиннер - отвратительный человек. Да и все остальные
тоже. Впрочем нет, не все. Уж никак не Аристотель Квэнс.
Он взглянул на уродливого человечка, в одиночестве сидевшего на
невысоком холмике, откуда был виден весь пляж. Человечек сидел на табурете,
перед ним стоял мольберт с картиной, над которой он с очевидным увлечением
работал. Глессинг усмехнулся про себя, вспомнив те добрые вечера, которые он
проводил с художником в Макао.
Кроме Квэнса, ему не нравился ни один человек из собравшихся на пляже,
за исключением Горацио Синклера. Горацио был одних с ним лег, и за два года,
что Глессинг провел на Востоке, они сошлись довольно бчизко. Тем более что
Горацио оыл помощником Лонгстаффа, его переводчиком и секретарем -
единственным европейцем на Востоке, который мог свободно говорить и писать
по-китайски,- и им приходилось много работать вместе.
Глессинг окинул взглядом берег, и лицо его исказила гримаса отвращения:
Горацио стоял у самой воды и беседовал с австрийцем Вольфгангом Мауссом,
человеком, которого Гпессинг презирал всей душой. Его преподобие Вольфганг
Маусс был единственным, кроме Синклера, европейцем, способным писать и
изъясняться по-китайски. Этот огромный чернобородый священник-ренегат
исполнял обязанности переводчика у Струана и вместе с ним торговал опиумом.
За поясом у нею торчали Пистолеты, полы сюртука покрылись белесой плесенью.
Красный нос бесформенной картофелиной сидел на обрюзгшем лице, черные с
проседью волосы спутались и выглядели дико, так же как и борода. Несколько
уцелевших зубов обломились и стапи коричневыми. Главное место на этом
крупном лице занимали яркие глаза.
Такой контраст в сравнении с Горацио, подумал Глессинг. Горацио был
светловолосым, хрупким, чистым, как адмирал Нельсон, в честь которого он
получил свое имя - память о Трафалыаре и о дяде, которого он там потерял.
В беседе принимал участие третий: высокий стройный евразиец - молодой
человек, которого Глессинг знал только в лицо. Гордон Чен,
незаконнорожденный сын Струана.
Черт побери, думал Глессинг, как только у англичанина может достать
стыда, чтобы выставлять вот так, всем напоказ, своею ублюдка-полукровку? А
этот к тому же и одет, как все проклятые язычники, в длинную рубашку, и за
спиной болтается эта их чертова косичка. Гром господень! Если бы не его
голубые глаза и светлая кожа, никто бы в жизни не подумал, что в его жилах
течет хоть капля английской крови. Почему этот чертенок не подстрижет свои
волосы как приличествует мужчине? Отвратительно!