"Игорь Клех. Хроники 1999-го года (Повесть) " - читать интересную книгу автора

За полгода до того он одолжил где-то тысяч пять долларов, купил разбитый
"газон" за пятьсот, чтобы ездить в Москву за товаром, нанял автослесаря и
шофера в одном лице
(с его зрением сам водить машину он не мог), открыл собственный ларек и
нанял продавца. Насколько я понял по его озабоченному виду и туманным
намекам, кто-то его "кинул" с этим долгом - вернуть его он был не в
состоянии, и из-за пяти тысяч человек повесился. Или его повесили, в чем я
был почти убежден: рыхлый "жид" с личным водителем в Московской области, где
даже в автобусах и электричках градус ненависти растет с каждым километром
по мере удаления от
"зажравшейся" столицы. В Москве у Изи обнаружилась еще и сестра.
Меня позвали на кремацию и на поминки по самоубийце, показали какие-то
его последние записи, которые явно говорили в пользу моего предположения.
Решительным человеком он не казался, хотя, может, просто безмерно устал
человек и смысла не видел больше барахтаться.
Синеватое, какое-то жабье лицо удавленника, лежащего на платформе перед
дверцей топки, и торжественная музыка откуда-то из-под потолка, - сильное
впечатление первого года нашей ясеневской жизни.
Следующий кандидат наук был русским неврастеником и любопытным
утопистом, но толку было от него хозяину в практическом смысле, как от козла
молока,. И вот после нескольких лет отсутствия на родине владелец жилья с
опаской возвращался в собственную квартиру в незнакомой стране. Один мой
приятель-эмигрант ехидно окрестил это
"подвигом труса", имея в виду самого себя.
К моему удивлению хозяин оказался не аидом, а неказистым остзейским
немцем с водянистыми глазами, кислым выражением лица и губами карпа,
осторожно пробующего на вкус лежащую в иле манную прикормку со спрятанными в
ней крючками на поводках. Судя по всему, он был подкаблучником - в Берлин
его занесла железная теща, 93-летняя немецкая коммунистка, отсидевшая лет
двадцать в ГУЛАГе и поселившаяся в восточном Берлине еще в конце 1970-х, а
также жена-грузинка, сильно похожая, по его словам, на еврейку, - но ему не
хотелось в это вникать. Он был "совписом" и еще в шестидесятые сумел
побывать в странах Бенилюкса, что, естественно, вызвало подозрение не только
у меня, но и у немецких властей, которые отказали ему в смене места
жительства, аргументируя так:
- Вы являлись членом КПСС, состояли в интимной связи с режимом и
пользовались привилегиями!
Он был возмущен незаслуженным оскорблением и доказывал чиновникам, что
происходит из семьи репрессированных. По его словам, госбезопасность так
настойчиво вербовала его в конце семидесятых в сексоты, что он вынужден был
сбежать из Москвы на остров Сахалин и просидеть там до самой "перестройки":
ничего не вижу, никого не знаю. Именно там он подружился с отвязным молодым
аккордеонистом, сосватавшим нам с женой через нечаянных московских
родственников эту квартиру. Оба были меломанами. Теперь он подозревал этого
аккордеониста, своего бывшего квартиранта, в пропаже напольных весов и
каких-то книг. Мог пропить их и я, однако, приглядевшись к своим новым
квартирантам, хозяин заявил на всякий случай:
- Жена Цезаря, как говорится, выше всяких подозрений!..
К тому же ему хотелось печататься в России, и он надеялся, что я,
печатаясь и здесь, и в Германии, способен составить ему протекцию в