"Игорь Клех. Хроники 1999-го года (Повесть) " - читать интересную книгу автора

глотавших огонь, мангалов во дворе Музея искусства Востока и бегавшей по
двору курицы, покрашенной серебрянкой.
Ошалелый Даур, попросивший взять его с собой, тихим апрельским вечером
увидел незнакомую Москву следующего поколения, не редакционную и не
бандитскую, с которой до того, как пишущий профессионал и житель окраин, он
не пересекался, - чужую еще больше, чем прежде. Москву в густом марихуановом
лесу. Для полноты впечатления по пути к метро я завел его еще в рыбный
павильон на крошечном и грязном Палашевском рынке, где в аквариуме
отсиживались огромные омары, с прихваченными цветным скочем клешнями. Моих
заработков не хватало на покупку такого зверя, и я довольствовался
созерцанием и креветками, испытывая, тем не менее, глупую гордость от того,
как стремительно Москва превращается в мировой город, в своего рода
универсум. Всего несколько лет назад нечто такое показалось бы неуместной
галлюцинацией. Как и Горбушка тех лет, где можно было купить или заказать
пиратскую видеозапись любого кинофильма, когда-либо где-либо снятого. В
новогодние праздники я дал приятелю посмотреть присланную из Германии
кассету сюрреалистических мультфильмов Шванкмайера - его сын в ближайшие
выходные отправился на Горбушку и привез оттуда полдюжины кассет с фильмами
Шванкмайера. То же происходило с книгами, с подключением к
Интернету, с возможностью худо-бедно прокормиться литературным трудом,
и одно это способно было примирить меня со всеми невзгодами и невыгодами
собственного положения. Моя жизнь на вольных хлебах больше всего походила на
езду на одноколесном велосипеде. Это была работа на износ.
А тут еще в последние дни зимы случилось непредвиденное. Наша с женой
жизнь пошатнулась, как этажерка, и едва не обрушилась от внешней причины. Во
Львове серьезно заболела ее сестра-близнец, и жене пришлось вернуться на
месяц в семью, из которой я ее забрал, - не только вытаскивать сестру, но и
позаботиться о малолетней племяннице, беспомощном отце и покусанном
соседским псом добермане-девственнике, покуда сестре не сделают операцию, и
та не вернется из больницы домой. Муж сестры, живший на две семьи,
договорился с хорошим хирургом, но вынужден был укрыться где-то в
Англии, после того, как его автомобиль обстреляли на трассе под
Киевом и неясно было, кто его заказал. Моя жена взяла на работе отпуск
за свой счет и уехала, на нервах и в слезах.
Этот отъезд выглядел тревожным и тяжелым отголоском событий трехлетней
давности, когда в день и час ее приезда ко мне, в снятую наконец в Ясеневе
квартиру, ее мать прямо на работе хватил инсульт, и вечером она скончалась
во львовской больнице, так что наше долгожданное новоселье, не успев
начаться, завершилось сборами в обратный путь. Мать моей жены и обе ее
замужние тетки не испытывали доверия к мужчинам и собственным дочерям, и
оттого старались удерживать их при себе сколько возможно. Незадолго до войны
дед оставил бабку с ними тремя на руках в глухом сибирском поселке и поехал
в сытую Белоруссию, пообещав вернуться и забрать их, но они напрасно этого
ждали - он не появился больше. Недоверие и опасения матери не были
беспочвенными: одна ее дочь уже принесла дочку в подоле и собиралась
отселиться, теперь и другая оставила ее и отправилась в другую страну к
сожителю - мы тогда еще не были расписаны. Кровь ударила молотом в голову
матери, когда ее дочь сошла на перрон Киевского вокзала в Москве.
Недели шли, я бесился и терял терпение, трудясь, как кустарь-надомник,
над текстами, которые не представлял пока, куда и кому можно будет продать.