"Николай Климонтович. Мы, значит, армяне, а вы на гобое " - читать интересную книгу автора

ему цветы, и он ее запомнил. Она-то не помнила ничего, но Гобоист описал ей
ее тогдашнее платье, даже серебряный поясок на тоненькой тогда талии, и это
сбило Анну с толку: было такое платье, был и поясок, но как же она-то его,
такого красавца, не заприметила. "Я еще подумал, что уже стар, и такой
девушки у меня никогда не будет", - вспоминал этот эпизод Гобоист - не без
некоторого кокетства и лести - ей, ему тогда было лет двадцать пять.
В пору ослепления Гобоистом она прилежно читала "Опавшие листья" и даже
Музиля. Читала, и засыпать было нельзя. Когда гладила постельное белье -
Гобоист брезговал прачечными, - думала о высоком, как было велено. Она
думала прилежно. Вырисовывалась большая гора, по которой ей предстояло
лезть. Лазила она плохо, к тому же боялась высоты. Но лезла. При этом
смотрела на себя со стороны не без юмора. У нее было довольно развитое
чувство юмора, но оно начисто исчезало в присутствии Гобоиста. У нее вообще
в его присутствии многое атрофировалось. Кроме одного. Это, наоборот,
начинало бешено работать, а когда он клал ей руку на загривок, у нее дрожали
колени и руки. Так не было ни с ее мальчиком, хоть тот и был поначалу как
помешанный, не говоря уж о сокурснике: того в постели едва терпела. Но
понятно, что так не могло продолжаться вечно, и Гобоист теперь спал в своем
кабинете...
Хельга - просто находка, - хоть и была моложе Анны, в эту кризисную
пору, когда Анна, наконец, стала законной женой Гобоиста, многому ее
научила. Есть же женщины, умеющие относиться к мужчинам по достоинству.
Переводя с женского, в грош их не ставить. Хотя изредка можно использовать
по прямому назначению, выражение Хельги. Скажем, тот же Владик: он же имел
Хельгу? Имел. Так что залезть в его сейф и обобрать до нитки - только
справедливо: заслуженный гонорар. У Анны было смутное подозрение, что такая
постановка вопроса смахивает на проституцию. Глядя на свинячий Хельгин
пятачок вместо человеческого лица, мелкие близорукие глазки, двойной
подбородок, Анна задумывалась: неужели эта женщина, пусть и с задом, так
дорого стоит? Сама Хельга и развеяла сомнения, будто мысли читала: мы стоим
столько, сколько заплатят; а заплатят столько, сколько назначишь: главное -
вовремя не продешевить. Ага, подумала Анна, ну и дурой же я была...

4

Конечно, после дефолта Хельга осталась на бобах. О возрождении Феникса
речи быть не могло, но и голову пеплом мадам Птицына посыпать не хотела.
Впрочем, о процессе по делу ее степняков, которых она учила пользоваться
русской баней, уже писали в газетах.
И нужно было лежать на дне. Но ведь кое-что у нее все-таки осталось:
она ж не балбес-математик Владик.
Во-первых, кредиторы ничего не прознали о фирме Хельга и Друзья, и на
складе, и по магазинам оставалось еще немало нераспроданной итальянской и
финской мебели. Во-вторых, она, не будь дурой, вложила деньги в две секции
этого самого Коттеджа недалеко от Городка, оформив обе на имя мужа,
милиционера Птицына, и об этом бандюки не узнали тоже. Не говоря уж о том,
что у нее был тайный счет, на котором повисли пусть небольшие для бизнеса,
но вполне приличные для семьи деньги.
Птицына относилась к Анне с искренней симпатией. Симпатия у такого
сорта людей как-то естественно сочетается с расчетом, а Птицыной, быть