"Николай Климонтович. Конец Арбата (Повесть)" - читать интересную книгу автора

этикетками от водки и портвейна, красные тряпки на древках, а также
намалеванные на картонках портреты "вождей". При этом громко распевались
революционные гимны такого примерно содержания:
Старый ежик ежедневно
К ним бараться приходил,
Старый е-е-ежик приходил, на тему сказки о "теремке".
Надо ли говорить, что институтскому комитету комсомола не хватило
плюрализма, как сказали бы нынче, когда на стол легли многочисленные доносы
на Марика. И Марик вместе с несколькими другими активистами лесного
праздника был отчислен с третьего курса, вычищен из комсомола и, как
полагалось в те времена всякому советскому Чайльд-Гарольду, отправился не в
Португалию и не в Грецию, а на Сахалин, где завербовался в рыболовецкую
бригаду. Позже он объявлялся в Москве, и я даже видел его один раз у Шурки
на Арбате. Марик, конечно же, отрастил бороду и показывал, как на Сахалине
пьют неразбавленный спирт, закусывая строганиной из сырой мороженой рыбы.
Через полгода он женился на дочке какого-то сахалинского поселкового
начальника, а потом попал в тюрьму за то, что ударил топором по голове ее
любовника-матроса. Матрос, кстати, выжил, но Марик исчез из московской жизни
навсегда. Надо заметить, что Шурка еще до посадки в Марике несколько
разочаровался. Шурке почему-то особенно не нравилось, что Марик "может
соблазнить любую, но не умеет удержать".

13

Дружба с Мариком даром Шурке все же не прошла: из какой-то загадочной
склонности судьбы к бесхитростной симметрии Шурка попал почти в такую же,
как Марик, историю. И связано это было с друзьями Марика - тот уже был на
Сахалине. Зимой, в середине декабря, Шурка пригласил компанию
студентов-геодезистов - все старше него - на дачу в Чепелево. По-видимому,
было чересчур морозно для похода, и дача с печкой заменила палатку. Чтобы
восстановить канву происшедшего, важно сразу сказать, что девиц в компании
не было. Были, кроме Шурки, еще трое студентов, колода карт для преферанса,
в который сам Шурка, к слову, играть не умел, мы с ним играли в "кинга", в
"буру", в "очко" и "сику", много водки и вина и гитара, конечно.
Одну бутылку портвейна "777" Шурка сразу же отдал сторожу поселка, дом
которого стоял у ворот. Это была своего рода взятка: тетя Аня явно не была в
курсе дела, прибыл на дачу Шурка без ее благословения, и было бы неплохо,
когда б сторож не накляузничал.
Я помню этого старикана - тип он был довольно безвредный, но какой-то
склизкий, впрочем, к своим обязанностям относился с немалым рвением, днями
расхаживал по поселку, всегда в телогрейке, пусть даже было под тридцать
жары, с незаряженной -
"от греха" - берданкой и клянчил у дачников "рюмочку". Впрочем,
кое-какие мелочи, нужные в дачном хозяйстве: лопата ли, стоявшая у крыльца,
забытый на террасе нож, жестяной рукомойник, оставшийся на столбе на улице,-
за зиму все равно пропадали, и дачники уже давно сошлись во мнении, что
ворует как раз сам сторож. Как бы сам себе добывает чаевые. Поделать с этим
ничего было нельзя, и обитатели поселка давно с этим смирились как с
неизбежным, но малым злом... Выпив свою бутылку - а для него, человека
пожилого, пол-литра крепленого вина было весьма солидной дозой,- этот самый