"Николай Климонтович. Последние назидания" - читать интересную книгу автора

эту самую комнату, где сначала появился рыжий кот, а потом и я. Так вот, в
Ворсме моя мать решила посетить могилу сестры - не сама решила, конечно,
попросила бабушка, - но никакой могилы не нашла. И тогда ей пришлось искать
хозяйку, у которой они жили в избе барачного типа за занавеской, и хозяйка
эта, как ни удивительно, нашлась. О могиле она ничего не знала, но
предъявила матери сундук со спасенным бабушкой дедовым архивом, на растопку
старались поменьше брать . Хоть и обглоданный обыском и частично пошедший в
печку, архив все равно оказался большим. Увозить его весь мать поленилась,
мы еще приедем , взяла наугад несколько рукописей - отсюда мне известно про
дневник по-итальянски,- и две странного выбора книги, ту самую Всесвитну
кооперацию и старого издания том писем Тютчева, маме будет приятно . Стоит
ли говорить, что никто никогда за оставшейся частью архива так и не
приехал... Я же, пока родители шлялись по Руси, из вечера в вечер
разглядывал пиписьки товарищей и слушал чтение повести-сказки Корнея
Чуковского
в исполнении сентиментальной воспитательницы, постепенно свыкаясь с
очевидностью, что скорее всего буду здесь жить всегда, что по-своему и
неплохо, поскольку скоро мы все отправимся к дедушке Чуковскому знакомиться
с Бибигоном.
Родители приехали меня навестить лишь в августе, и случился конфуз.
Они стояли за железными воротами, потому что в нашем детском саду, как
и во всех других, царил фестивальный карантин и посторонних на территорию не
пускали. Посторонними были именно бабушки, дедушки и родители, поскольку в
том возрасте, в котором находился я, других посетителей у людей чаще всего
не бывает. Они стояли за воротами, к которым меня подвела воспитательница,
красивые и чужие, в каких-то незнакомых обновках. Они улыбались теми
фальшивыми улыбками, какими улыбаются дальние родственники какому-нибудь не
твердо знакомому маленькому внучатому племяннику, уже нацелившемуся
засветить им мандарином в глаз. Я не то чтобы не узнал их - хуже, я их
испугался.
И с ревом бросился назад, уцепился за подол воспитательницы, стоявшей
чуть поодаль с кошелкой, что успели ей передать, и, бурно рыдая, обнял ее
колени. Я был в ужасе от того, что меня сейчас отдадут этим дяде и тете и
судорожно цеплялся за воспитательскую юбку, ведь другой защиты у меня не
было... Через две недели забирать меня приехала уже оправившаяся после
болезни бабушка.
Упоенно врать я начал уже в электричке.
Причем делал это так цветисто, что по приезде домой бабушка попросила
меня все повторить: ты только послушай, Светочка, что он рассказывает... Я
повторил, но не слово в слово, а с новыми подробностями, попутно отвечая на
дополнительные вопросы. Скажем, я рассказал, как нас посадили в автобус и
везли сначала через лес, а потом по полю васильков - так потом мне бабушка
пересказывала.
Откуда в пять лет я уже знал, что правдоподобной любую историю враля
делают именно детали? Откуда только взялись эти васильки? Потом мы приехали
в Переделкино, где нас встретил добрый и высокий дедушка
Чуковский, нет, усов у него не было . Там на поляне уже кипел огромный
самовар, который топили еловыми шишками. Было много конфет, печенья, а также
баранки. Какие были конфеты? А всякие, но больше других мне понравилась
пастила в шоколаде. Зефир? Да, конечно, зефир . Потом... потом из дома вышли