"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

монетка, десять раз подброшенная, десять раз решеткой падает. Случаются,
конечно, и НЕсовпадения, которые почище всяких конкуров будут, как тот
случай, когда пуля, мне предназначенная, лишь стригнула по голове и оставила
в живых. Но совпадение случайного текста из случайно попавшей в руки книги и
только что произошедшего в жизни - это нечто совсем ошеломительное. Там -
река, багры, поиск тела, и у нас то же самое... Вот разве что пистолетного
выстрела не было. Или был? Не позавчера, разумеется, но раньше? Как там
говорил Владимир - "перед самым ледоставом"? Н-да, господа хорошие...
Интересная фраза у Чернышевского: "значит, не застрелил, а
застрелился". Ну, а почему бы не то и другое? А не довелось ли нам вчера
вытащить из реки и преступника, и жертву? Не оказались ли мы свидетелями
последнего акта вечной трагедии бурной и преступной страсти? Когда герой
убивает неверную возлюбленную, а после сам, терзаясь раскаянием, бросается в
ледяную воду?...
Может показаться странным, но едва это предположение возникло в моей
голове, как я почувствовал некоторое успокоение. Действительно: что
таинственного можно усмотреть в извечном кипении человеческих страстей? Ведь
вся литература о том лишь и толкует! Раскольников у Достоевского, король Лир
у Шекспира, бедная Лиза у Карамзина, Катерина Измайлова у Лескова... - ах,
Боже мой, да ведь и там в финале багры и река! Вот и еще одно совпадение,
теперь уже мысленное!
Но сколь бы преступны и дики ни были понятные каждому страсти, никогда
не напугают они нас настолько, насколько могут напугать явления,
необъяснимые вовсе. Нет, не насмешка мертвеца, описанная князем Одоевским. И
даже не такие события, с какими мы столкнулись накануне, а просто - нечто
таинственное. Да вот... хоть тени, исчезающие и вновь появляющиеся по снегу
в лунную ночь. Ведь зябко от них становится, хотя всего-то - облачка на луну
наползают.
А убийство возлюбленной из ревности, с последующим раскаянием и
самоубийством, - не пугает! А смерть старухи-процентщицы - не страшит! А
леди Макбет Мценского уезда, увлекающая в пучину Сонетку, - не бередит душу!
Не зябко от таких впечатлений - ну, ежели, разумеется, действующие лица этих
трагедий не знакомы вам лично.
Вернув книгу на место, я налил себе еще рюмку рябиновки и уже
безошибочно раскрыл Толстого.
"Зайдите в трактир направо, ежели вы хотите послушать толки моряков и
офицеров: там уж, верно, идут рассказы про нынешнюю ночь, про Феньку, про
дело двадцать четвертого, про то, как дорого и нехорошо подают котлетки, и
про то, как убит тот-то и тот-то товарищ.
- Черт возьми, как нынче у нас плохо! - говорит басом белобрысенький
безусый морской офицерик в зеленом вязаном шарфе.
- Где у нас? - спрашивает его другой.
- На четвертом бастионе, - отвечает молоденький офицер, и вы непременно
с большим вниманием и даже некоторым уважением посмотрите на белобрысенького
офицера при словах: "на четвертом бастионе"..."
Я прочел это уже даже не про себя, а вполголоса.
- Да-да, уважаемый Лев Николаевич, именно так... - пробормотал я,
отрываясь от книги и глядя задумчиво на огонь в печи. - Именно, что на
четвертом бастионе, там же и летела в меня пуля... Пошел тому уж тридцать
четвертый год, благодарение Богу...