"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

сказал, словно бы только сейчас вспомнив:
- А ведь немецким языком наш студент владеет. У них дома, я слышал,
Мария Александровна частенько с детьми по-немецки разговаривала. Вы бы к
нему обратились. Он и переведет, и пояснит если что. Парень, как вы сами
видели, сообразительный.
Никифоров нахмурился.
- Владимир Ильин Ульянов сослан в деревню Кокушкино под негласный
надзор полиции, - сказал он казенным тоном. - Стало быть, под мой надзор. А
вы предлагаете мне обратиться к нему за помощью в полицейском деле. Мало
того - его старший брат Александр, ежели помните, государственный
преступник, повешенный за покушение на государя. И как, по-вашему, я буду
выглядеть в глазах уездного начальства?
Я пожал плечами.
- А зачем вам ставить в известность начальство? Ну, посетите вы вашего
подопечного на дому - вас разве что поощрят за усердие. - При этих моих
словах урядник скептически хмыкнул. - Что можно еще сказать? Если мое
предложение вас не устраивает, отошлите эту записку в Лаишев. Там становой
пристав, надо полагать, в уезде ему будет легче сыскать знатока немецкого.
О становом нашем приставе Лисицыне я упомянул не без умысла. Никифоров
его едва терпел. Каюсь, я подвел эту сапу с расчетом: меня все более
интересовала история с запиской и подброшенной одеждой, и мне хотелось быть
в курсе происходящего.
Никифоров поступил так, как я и планировал: решительно встал, быстро
вновь завернул вещи в рогожу, спрятал записку в баул. И сказал -
рассудительно, но по-прежнему сухо:
- Что же, навестить поднадзорного действительно следует. Долг, как
говорится, обязывает. Не составите ли мне компанию, Николай Афанасьич? Вы
ведь у матушки его управляющий, стало быть, тоже ответственное лицо.
Окинув меня строгим взглядом - я по-прежнему был в шлафроке и войлочных
туфлях, - он добавил:
- Подожду вас на улице. Уж вы, ваше благородие, соберитесь по-быстрому,
по-военному, хорошо?
Собираться я и без понуканий умею быстро, но, во-первых, внезапно
прорезавшийся у нашего Егора начальственный тон мне вовсе не понравился. Ну
и, понятное дело, выходить из дому без завтрака я решительно не хотел.
Хорошо, умница Домна уже давно сварила кофе и приготовила кашу. Я съел кусок
холодного пирога с печенкой, тарелку пшенной каши, выпил две чашки мартиника
и только после этого вышел на улицу. Урядник наш, стоя возле крыльца,
докуривал папироску - судя по его хмурому виду, не первую. Впрочем, окурки
на снегу не валялись, да и не должны были - Егор Тимофеевич известный
аккуратист. Имел он обыкновение, загасив папиросу, класть окурок в карман
шинели, а выбрасывал уж потом.
Идти было недолго. По дороге мы с Никифоровым не разговаривали. Разве
что совместно кивали встречным. Таких, впрочем, оказалось немного, что было
странно - суббота, время почти полдень. Наверное, страшные находки,
сделанные позавчера, подействовали не только на меня, и настроение у всех в
округе было помраченное. Даже снег под ногами, как мне казалось, похрустывал
не весело, но словно бы зловеще.
Войдя во двор усадьбы, я невольно остановился у ворот. Двор был пуст, а
большой дом с темными окнами производил печальное впечатление. Еще больше