"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

возможно, жителем Вены.
Никифоров кивнул. Все это было очевидно даже для меня и, на мой, опять
же, взгляд, не требовало ни особой наблюдательности, ни особой
проницательности, ни гибкости ума. Я почувствовал некоторое разочарование.
Словно заметив это, Владимир отпил немного чая, после чего вдруг
сказал:
- Кроме того, наш утопленник - музыкант. Или учитель музыки.
- А это вы с чего взяли? - грубовато и недоверчиво спросил урядник.
- Взгляните еще раз на записку, - предложил Владимир. - Только на
оборотную сторону.
Урядник послушно развернул листок. Я тоже с любопытством заглянул туда
и увидел слабые, едва различимые полоски.
- Ноты! - воскликнул я. - Нотная бумага!
Владимир кивнул и допил чай. Мы к своему так и не притронулись.
- Это все? - спросил Никифоров. - Все, что вы можете мне рассказать?
Владимир пожал плечами.
- Думаю, вам мог бы кое-что рассказать тот человек, который подкинул
вам эти вещи.
- Ну-у... - разочарованно протянул урядник. - Уж этого-то я бы,
конечно, потряс как следует. Если он и не убивал сам ту несчастную даму, за
которой, по-вашему, полез в воду этот... австриец... Да... То уж наверняка
знает, кто ее убил.
Владимир покачал головой и подошел к деревянному столу с разложенными
шахматами. Похоже, теперь шахматная партия интересовала его больше, чем вещи
погибшего.
Мы с урядником снова переглянулись.
- Что же, - сказал я, чувствуя себя обманутым, - спасибо и на том. До
свиданья, господин Ульянов.
- Всего хорошего, - откликнулся он рассеянно, трогая то одну, то другую
фигуру и не глядя в нашу сторону. - Только, знаете ли, мельник, конечно же,
к убийству не причастен, тут я вполне уверен. И подбросил он вам все это из
страха. Но расспросить его - не видел ли господин Паклин чего-нибудь
подозрительного - было бы желательно... Ага! - воскликнул вдруг наш студент
и быстро передвинул какую-то фигуру. - Вот! Вот как мы закончим эту партию,
Андрей Николаевич! И никуда вам, дорогой мой, из этой ловушки не уйти!
Сказать, что я был поражен замечанием Владимира, значит не сказать
ничего. А уж у Никифорова в буквальном смысле слова глаза полезли на лоб.
- Паклин?! - выдохнул он. - Мельник? При чем здесь Паклин?... Вы... с
чего?... Как вы догадались?...
Оторвавшись от созерцания шахматных фигур, Владимир воззрился на нас с
не меньшим удивлением, чем мы - на него.
- Но это же очевидно! - сказал он. - Сия рогожа - мешок для муки,
только еще не использованный. А кроме того, по-моему, наш мельник -
единственный рыжебородый во всем Кокушкине.
- Какое отношение ко всему происходящему может иметь его борода? -
недоуменно спросил я.
- Видите ли, Николай Афанасьевич, у утопленника волосы черные.
Найденная одежда, полагаю, принадлежит ему. А к воротнику сюртука пристал
рыжий волос. Если присмотритесь, вы этот завиток увидите. Как мне
представляется, волос явно из рыжей бороды. Вот я и думаю, что вещи эти