"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

нашел наш мельник. Как и где - это уж вы у него расспросите. Видимо, сюртук
ему приглянулся. Он его померил. Паклин пошире погибшего, так что там на
спинном шве нитки немного потянулись. Ну, и волос от своей бороды не
заметил, потому и не снял. А насчет его причастности - сами посудите: если
бы он был причастен, так уж наверное постарался бы эти вещи сжечь. Или
уничтожить каким-то другим способом. А он подбросил вам, уряднику. А что в
открытую прийти и принести побоялся - так ведь наши мужики власть не любят.
Тем более - власть полицейскую. Вот вам и все объяснение. Так что вы его
порасспросите, только уж, пожалуйста, Егор Тимофеевич, не запугивайте.
Поинтересуйтесь у него: не видел ли он в ночь накануне ледостава что-нибудь
подозрительное.
Никифоров, неловко пробормотав слова благодарности, вышел, а я
ненадолго задержался у двери.
- Ваша логика меня восхитила, Володя. И ваша наблюдательность тоже, -
сказал я воодушевленно и вполне искренне.
Мои слова вызвали у молодого человека неожиданный приступ веселья,
несколько меня ошарашивший.
- Не обижайтесь, уважаемый Николай Афанасьевич, - сказал он. - Просто
логика была единственным предметом, по которому я в аттестат получил
"хорошо". По остальным предметам - "отлично", а по логике - "хорошо". Не
люблю я все эти "пост хок нон эст проптер хок" и прочие
"терциум-нон-датуры". [3]

Глава третья,

в которой неприятный разговор с Владимиром Ульяновым разрешается самым
неожиданным образом
После того как мы простились с братом и сестрой Ульяновыми, я совсем
уже настроился сопровождать урядника к Паклину. А в том, что он сейчас
отправится прямо на мельницу, никаких сомнений у меня не оставалось. Да и
Владимир, если принять во внимание его объяснения, был в этом совершенно
уверен.
Однако Никифоров, едва оказавшись за воротами, лишь коротко мне
поклонился, по-военному приложив руку к папахе, - весь его вид выдавал, что
ни в каком моем участии он далее не нуждается. Поклон этот и козырянье меня
изрядно обескуражили. Разумеется, я не переоценивал свою помощь полиции. Но
все-таки мысль обратиться к молодому Ульянову - а он действительно дал
несколько весьма дельных советов - исходила не от кого-нибудь, а именно от
меня. Егору Тимофеевичу нашему такое никак не могло прийти в голову.
Конечно, он испытывал известную неловкость от того, что обратился к
поднадзорному за помощью; видимо, потому и хотел поскорее избавиться от
моего присутствия. Что же, я его вполне понимал. Как понимал и то, что мне
следовало ответить поклоном на поклон и отправиться по домашним делам,
которых у меня накопилось предостаточно. Тем не менее я медлил, инстинктивно
изыскивая повод продолжить разговор о происшествии.
Удивительна все-таки природа человеческая! Удивительна хотя бы тем, что
в ней заложено такое свойство, как любопытство - качество, ни в коей мере не
свойственное ни одному из представителей животного царства. Можно отнести
любопытство к порокам и даже порицать его, но как же часто оно берет верх
над остальными чувствами и даже разумом и увлекает человека туда, куда ни