"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

Владимир лежал на мягком диване напротив окна. Левую руку он закинул за
голову, в правой держал книгу. Завидев меня, наш студент тотчас оставил
чтение и поднялся. Под его доброжелательным взглядом я вдруг не по возрасту
и не по характеру оробел, как-то странно забыв, что предо мною совсем еще
молодой человек, юноша неполных восемнадцати лет. Такое, впрочем,
происходило не раз - именно с ним, Володей, и при том, что помнил я его
совсем мальчишкой.
- Садитесь, Николай Афанасьевич, - сказал он. - Садитесь на диван, а я
устроюсь напротив. Вот так хорошо будет. Вы ведь поговорить пришли о чем-то?
- Да, - ответил я, усаживаясь на диван с кретоновой обивкой в мелкий
цветочек. - Верно, Володя, поговорить. Давно хотел да все никак не мог
собраться.
Ульянов сел напротив на стул, заложил ногу за ногу.
- Слушаю вас, Николай Афанасьевич.
Тут я вновь оробел, будто мальчишка, и, вместо того чтобы сказать
решительно: "Милый друг Владимир, оставьте мою дочь в покое и уж во всяком
случае не подсовывайте ей никаких ваших книжек", - вдруг вымолвил:
- Какая страшная смерть - утопление...
Владимир помрачнел, побарабанил пальцами по столу, к которому он сидел
вполоборота.
- Страшная, да... Знаете, а ведь я, Николай Афанасьевич, однажды едва
не утонул. Я мальчишкой завзятый был естествоиспытатель.
Я невольно усмехнулся, услышав это "мальчишка" из уст пусть и не
мальчишки, но уж никак не взрослого мужчины. Владимир усмешку мою заметил,
однако понял ее, видимо, по-своему - решил, что меня позабавило слово
"естествоиспытатель".
- Ну да, натуралист, такой, знаете ли, Ламарк девяти лет от роду. Мы с
ребятами летом к Свияге бегали, а чаще всего я на речку с Колькой Нефедевым
ходил, дружком моим закадычным. Он рыбалить любил - не остановишь. Я же
лягушками интересовался, сейчас уже и не пойму, чем меня эти земноводные
занимали. Вышли мы к заводи, а там этих лягушек - прорва. Казалось, зачерпни
воды, так в руке только они и останутся. Я и попробовал зачерпнуть... - Тут
усмешка у Володи пропала, он нахмурился. - Нагнулся, а берег скользкий
оказался, так я в воду и съехал. Дно топкое, меня начало засасывать. Я
кричу, Колька тоже вопит как оглашенный, но подойти боится. Так бы я и ушел
в трясину, право слово, ежели б не заводской один. Там рядом винокуренный
завод был. Услышал этот рабочий наши крики, прибежал и вытащил незадачливого
Ламарка. Вовремя подоспел - меня уже по грудь засосало, да. Я, наверное,
тогда впервые страх смерти испытал. И он во мне долго еще жил, а может, до
сих пор живет. После того случая отец мне запретил ходить на реку летом.
Только зимой, чтобы по льду на коньках бегать... - Владимир вдруг указал на
книгу, которую читал перед моим приходом, и резко переменил тему: - Знаете,
а вот тут как раз один любопытный случай описан, вполне похожий на наш.
Я, признаться, почему-то полагал, что студент наш читает все того же
Чернышевского. Но когда он, приподняв книгу, показал мне обложку, я увидел
название: "Архив судебной медицины и общественной гигиены. 1868 год".
- Это из библиотеки моего деда, - пояснил Владимир. - Вы разве не
помните? Александр Дмитриевич семь лет служил в Санкт-Петербурге полицейским
врачом. И журналы эти до конца жизни выписывал. Очень кстати... Так вот, тут
описан случай с утопленником. Дело было на Неве, осенью. И полицейский врач,