"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

Тут я вспомнил мои бедовые ночные соображения об этом происшествии.
- Как по-вашему, Володя, - сказал я, - а не мог ли сам покойник
покойницу и застрелить? И утопить после? - Произнес я эти слова и тут же
устыдился их явной нелепости.
В глазах нашего студента вспыхнул озорной огонек.
- Ну-ну, - усмехнулся он. - И как же это у вас получается, Николай
Афанасьевич, - сам утопил, сам же и вытащить пытался?
Я знал, что сморозил глупость, но сдаваться не хотел и потому упрямо
продолжил:
- А все очень просто. Может, господин этот, иностранный то есть,
ревнивцем был, наподобие Отелло. Только тот задушил, а этот за ружье
схватился. Взял и застрелил возлюбленную, даже, может статься, жену.
Застрелил, а потом утопил. И только совершив злодеяние, раскаялся, что не
по-христиански получается: в воде страдалица осталась, а надо бы ей в земле
успокоиться. Начал ее вытаскивать, а сердце и не выдержало. Разве не могло
так произойти? По-моему, весьма похоже на правду и очень даже
по-человечески.
Студент наш покачал головой.
- Вы только версию вашу полиции не излагайте, хорошо? - сказал
Владимир. - Они вас за нее, конечно, благодарить будут. Вроде бы и искать
никого не надо - вот она, убитая, и вот он - убийца. По-христиански,
говорите? По-христиански было бы не убивать, а простить, коли дело до
ревности дошло, да. Нет, Николай Афанасьевич. Ревность - чувство преступное.
Вы почитайте... - Тут Владимир замолчал и даже, по-моему, немного
смутился. - Но об этом мы в другой раз поговорим. Тем более что в нашем
случае никакой ревности нет. Тут что-то другое... - Он встал и несколько раз
прошелся по комнате. - Вот, например, такой вопрос: почему в вещах,
подброшенных уряднику Никифорову, нет женского верхнего платья? Пальто или
шубы? Ведь в легкой тальме по нашей зиме особо не погуляешь, верно?
- Да уж... - согласился я. - Знаете, Володя, этот ваш довод я принимаю.
Возможно, причина преступления вовсе не ревность. Но тогда... тогда видится
мне во всем этом самый что ни на есть обыкновенный разбой, без особых тайн.
Гуляли себе двое, господин и дама, тут на них какой-то делинквент и
наскочил, да с ружьем, дробью заряженным. У господина - как вы его назвали?
Рцы Слово? - да, у господина Рцы Слово сердчишко слабое, иначе не
остановилось бы в воде, хоть и холодной. Я вон, по молодости, в проруби
купался - и ничего, слава Богу. А может, и совсем не в воде. Слабое сердце
на земле тоже могло не выдержать, с испуга-то. Тут ведь как выходит: на
иноземцев, с их деликатными натурами, - да наш разбойник вызверился, еще и с
дробовиком.
Володя слушал меня с явным интересом.
- Потому и даму застрелил варнак, - сказал я, чувствуя, что выходит
довольно складно. - Видит - господин бездыханным упал. Зачем же ему
свидетельницу в живых оставлять? Или же дама, увидав, что кавалер ее лежит
неподвижно, кинулась в беспамятной ненависти на разбойника, тот взял и нажал
на крючок. И крупной дробью в упор уложил незнакомицу, царство ей небесное.
- Почему же тогда всего три входных отверстия, а не больше? - спросил
Владимир. - И как объяснить развороченную спину? Дробь так не подействует,
она скорее грудь разворотит. И почему господин раздет до нижнего белья, а
дама - одета? И как получилось, что к ее ногам груз привязан, а к его - нет?