"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

- Голый - понятно, почему. - От возбуждения я даже начал размахивать
руками, что за мною водилось редко. - Разбойник и раздел. Дамское-то
кашемировое платье ему ни к чему, и капор тоже. Даму несчастную он утопил,
как положено, с грузом. И господина этого, может статься, тоже хотел
утяжелить, но не успел. Спугнул злодея кто-то - вот он и бросил тело в воду
без груза. И одежку бросил, а мельник наш нашел. Разбойник же из дамских
вещей только верхнее взял, самое ценное - пальто там, или шубу. Вот потому
верхней одежды и нет в вещах, которые Никифорову подбросил Паклин.
- А кровь вокруг ногтей? И груз откуда взялся? Что же, этот самый
делинквент с самого начала рассчитывал кого-то утопить?
- Не знаю, - честно признался я. - Насчет груза не знаю. А кровь...
Мало ли... Может, перед смертью на земле бился, может, полз, землю царапал
ногтями... Как сердце-то у него прихватило... - Я вдруг оборвал себя на
полуслове.
Мое первоначальное возбуждение внезапно прошло, и я почувствовал
странную усталость, даже слабость. Я словно увидел себя со стороны. Сидит
умудренный жизнью пожилой человек, лысоватый, со старомодными седоватыми
бакенбардами, в ношеной одежде, и азартно рассказывает молодому и
скептически настроенному человеку то ли сказки, то ли небылицы из скверной
газетки. Показались мне наивными, поверхностными и легкомысленными те
суждения, которые несколькими минутами ранее я пытался донести до
собеседника. И то сказать: ну какой из меня полицейский или судейский? А
молодой человек меж тем смотрит на меня чуть раскосыми глазами и
посмеивается, небось, в душе над старым балабаном, пришедшим в раж по
неведомым причинам, да изредка точными вопросами осаживает его.
"Эх, прости Господи!.. - рассердился я, не на Владимира, конечно, а на
самого себя. - Это ж надо - так увлечься делами, никакого отношения ко мне
не имеющими! Будто нечем мне больше озадачиваться! Нет, пора возвращаться
домой, к хозяйству. Я сегодня и так полдня зазря потратил, а завтра
воскресенье, я собирался в Шали съездить, присмотреть там Аленушке обновки.
Да и себе кое-что - табак у меня весь вышел, трубка вот-вот прогорит..."
Меж тем Владимир внимательно на меня смотрел. Видимо, изменения в моем
лице его озадачили, так что легкая тень усмешки совершенно исчезла из его
глаз.
- Стало быть, версию об убийстве из ревности вы отбросили
окончательно? - спросил Владимир.
- Ну почему же окончательно. Может, так было, а может, эдак... - Теперь
оба моих объяснения показались мне самому искусственными. - А вы что же
думаете?
Владимир снова сел в кресло, взял в руки журнал, рассеянно перелистал
его.
- Пока не знаю. Мало сведений. Для начала хорошо бы выяснить, где все
происходило, - сказал он. - И действительно ли несчастный умер от остановки
сердца. Это ведь пока только мое предположение... Изрядно интересно, что
рассказал мельник Никифорову... Николай Афанасьевич, а ведь вы не за тем
вернулись, чтобы свои соображения излагать, правда? Мне кажется, поначалу вы
хотели со мной говорить о другом.
Я понял, что мне не удастся уйти от неприятного разговора, мною же
самим предумышленного. Оттого я и расстроился, и несколько раздражился. Тем
не менее деваться было некуда. Молодой человек взирал на меня пристально и