"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

недостатков?
Владимир, увлеченно листавший тетрадку, удивленно взглянул на меня:
- Какое это имеет значение? По роману он - обрусевший потомок татар, ну
и что же из того?
- Я и говорю - земляк, стало быть. Может, тоже в юности на Ушню бегал
лягушек ловить, - заметил я вполне благодушно. - Так что же - рыцарь наш
татарский, так сказать, шевалье сан пер э сан репрош - ох, простите, опять
французские словечки! - никакими недостатками не обладает?
- Почему же? - Владимир не принял моего шутливого тона и отвечал
серьезно. - Есть у него недостаток. Правда, один-единственный - сигары.
Рахметов не бросил курить, потому что сигары помогали ему думать. - Юноша
еще более нахмурился и вдруг сказал: - Я вам по секрету сообщу: я тоже
пробовал курить сигары. Но бросил. Матушка указала на недопустимость таких
трат в тяжелое для семьи время. И она права. Потому я сигары не курю.
Эти слова меня насмешили своим открытым и очень уязвимым ребячеством. Я
сказал:
- Выходит, вы, Володя, ближе к идеалу, чем самый идеал? Что же, вас
можно поздравить.
- Напрасно вы смеетесь, - обиженно ответил он. - Да, мне хотелось бы
походить на Рахметова. Только для этого нужно очень много трудиться над
собой...
Владимир вновь раскрыл свою тетрадку - с моего места было видно, что
она исписана очень плотно, - но, подумав о чем-то, закрыл ее и положил на
место.
- А вообще, если вы начнете читать роман Николая Гавриловича, то
обязательно дочитаете до конца и в итоге не сможете не признать правоту этой
книги и ее истинную ценность.
- Помилуйте, Володя, вы ведь сами только что объявили меня человеком
прошлого. - Я развел руками. - А мы, представители прошлого, вряд ли
способны оценить идеалы будущего.
- Не скажите, - Ульянов насмешливо прищурился. - Вы же сами не далее
как четверть часа назад фактически подтвердили правоту Чернышевского!

- Я?! - изумленно спросил я. - Бог с вами, я же говорю, что не читал
его!
- И очень хорошо! И отлично! Не читали, а тем не менее признали
ревность атавистическим чувством, способным подвигнуть человека на тягчайшее
преступление! На убийство! Герой Чернышевского, новый человек, - не говоря
уж об особенных людях - никогда не пойдет на такое. Потому что он выше
ревности. Ревность - проявление инстинкта собственника, а значит - позорное
чувство.
- Но позвольте... - Я попытался прервать нашего студента, проклиная
себя за то, что ввязался в спор, не зная толком его предмета. - Володя, ведь
в романе, сколько я знаю, семейные узы...
Он меня прервал:
- Не будем вести спор бессмысленный и бесполезный. Я эту книгу читал, а
вы, по собственному вашему признанию, нет. Вот прочитайте ее, тогда и
поговорим! И поспорим! Даже, если хотите, подеремся! - И Ульянов
расхохотался так заразительно, что я невольно рассмеялся следом, хотя на
душе было совсем не весело и не покойно.