"Федор Федорович Кнорре. Соленый пес" - читать интересную книгу автора

малым ходом стал отваливать от каменной стены пирса, и тут из какого-то
закоулка, позевывая и помахивая задранным вверх хвостиком, вылез щенок.
Белые кубики домов южного города и бетонный пирс уплывали назад, и все шире
делалась полоса грязной портовой воды с апельсиновыми и банановыми корками,
плавающими в радужных пятнах нефти. Капитан спустился по трапу с мостика и
подождал боцмана, который поднимался с нижней палубы к нему навстречу.
- Оказывается, псенка ребята достали, товарищ капитан, вон он гуляет, -
неопределенно заметил боцман.
- Это я вижу, - сказал капитан.
- Это они заместо Клотика, - пояснил боцман. Клотик был прежний
корабельный пес, плававший на "Каме", отличавшийся глупостью, легкомыслием и
любовью к рассеянному образу жизни, за что и поплатился, отбившись от своих
на берегу в далеком иноземном порту.
- Главное, не сперли они его случайно где-нибудь?
- Ни в коем случае! - горячо заверил боцман. - На пустом берегу
подобрали. Ребята говорят, по мелководью прогуливался, пузыри зубами ловил.
Удивительное дело, соленой воды ни в коем случае не боится.
- Морской пес? - улыбнулся капитан.
- Точно. Ребята его уже прозвали Соленый.
Так у него появилось имя: Соленый. Он быстро стал осваивать премудрость
корабельной жизни. Матросов было много, человек сорок, но через несколько
месяцев плавания он безошибочно отличал "своего" матроса от чужих людей на
берегу, когда матросы брали его с собой на прогулку. Он привык к качке в
открытом море. Узнал все закоулки на корабле, которые могут интересовать
собаку. Так, он знал дверь в машинное отделение, но дальше никогда не шел,
потому что туда вел крутой трап, оттуда пахло железом и что-то неприятно
шумело. Он узнал, что в камбуз заходить воспрещается, но любил, добравшись
до второй палубы, куда выходил стеклянный, почти всегда открытый люк из
камбуза, заглядывать вниз, в глубокий провал, где на дне шипели кастрюли на
плите и кок в белом колпаке орудовал большими ложками с длинными ручками.
Когда кок поднимал голову, он часто видел свесившуюся сверху морду и
принюхивающийся нос и грозил ему поварешкой. Его редко гладили и брали на
руки, с ним обращались по-товарищески: кормили, помогали, разговаривали,
дружески трепали за уши, мыли под душем раз в неделю и расчесывали
гребешком. Он расхаживал во время качки, как матрос, вразвалку, то взбираясь
на гору наклонившейся палубы, то осторожно спускаясь под гору. А если палубу
начинало захлестывать волнами, он благоразумно уходил в коридор и из-за
высокого порога поглядывал на то, что творится снаружи. Через полгода он был
уже дисциплинированным, толковым корабельным псом, безошибочно различавшим,
когда люди на работе и когда отдыхают. Во время авралов он мгновенно удирал
в безопасное место, чтобы ему не отдавили лапу или не задело каким-нибудь
бегущим по палубе тросом, цепью или проносящимся по воздуху тюком.
Матросы любили его, одни больше, другие меньше, но все считали его
своим. И он любил одних больше, других меньше, но со всеми был приветлив,
потому что считал их всех "своими", начиная от сурового кока и официантки,
которая его кормила, до боцмана и матроса Мартьянова, который подобрал его
на берегу и мыл под душем. Когда корабль покачивало, а палуба после уборки
была залита водой, щенок ждал, пока корабль накренится на борт. Тогда вода
сливалась на одну сторону и, задержанная закраиной борта, превращалась в
большую лужу, из которой можно было удобно полакать. Пароход отваливался на