"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

- Кто там? - спросила больная чуть слышным голосом.
- Это я. Завтра в Нижний диакона повезу.
- Ох, ох, ох!.. Как же мы-то!.. Опять приходил староста...
Замучили...
- А у нас кабана увели! - озорно выкрикнул малыш лет шести.
- Чего это он, мать, тут брешет?..
Охая и произнося молитвы, поднялась на печке жена Демида с кучи
тряпья. Лицо ее было красное от жара. Глаза мутные.
- В Макарьев повели, в монастырь. Не послушали никого... Куда тут!
- У меня от игумна бумага...
- Говори-ила я... Ох! Ох! Моченьки нет! Не послушали...
Мальчуган заревел. Веселье его исчезло. Демид бессильно опустился на
скамью.
- Если бы да на меня - топором бы засек его, а не отдал бы...
Ответа с печки не последовало. Там слышались только стоны больной.
Двое ребят прижались к отцу, дергая его за кушак.
- Буду в Нижнем, пожалуюсь губернатору.
На печке затихло, только слышалось частое, больное дыхание жены.
Около печки возилась старшая дочь Демида, двенадцатилетняя Таня.
Напрягая свои силенки, она ворочала громадный горшок с пареной брюквой,
готовила обед на семью.
"Жаловаться?.." - сказал про себя Демид и покачал головой, как бы не
доверяя себе. И на самом деле показалось неправдоподобным его намерение
искать защиты у губернатора. Пожалуй, вместо помощи-то в острог запрячут.
Бывали и такие случаи. Убить? Кого? Догнать чернецов в проселке и их -
топором? Вернуть кабана обратно? Тогда и вовсе пропадет вся семья, да и
виноваты ли чернецы? "Тоже народ подневольный, из нашего же брата", -
подумал с тоскою Демид. А кабана-то берегли к зиме. Есть теперь будет
нечего. Запасенного ни крошки, а земля-то вся монастырская - и много ли
один заработаешь со "святых отцов", когда семья сам-восемь?
- Слышь! - поднялся он на носках, заглядывая на печь, и полушепотом
продолжал: - Царевич Алексей-то жив... Потерпим немного. Продержимся.
Скоро уж... Не горюй. Сырое яйцо пила ли?
Молчание.
Покачал Демид головой, вздохнул и сел к окну. По деревне шли мужики,
возвращавшиеся с собрания из скита, и о чем-то горячо спорили. И как ни
тяжело было на душе у Демида, а загорелось в нем вдруг необыкновенно
теплое чувство: хотелось выскочить на улицу и говорить, говорить без конца
о возможности появления царевича с войском под Нижним, об освобождении
деревень от петровских чиновников, о свободе старой веры, о лучшей
жизни...
Дверь скрипнула - в горницу вошел Филька. Вошел и хлопнул по плечу
Демида.
- Милай! Чего задумался? Дело верное. Голову готов положить на плаху,
если я Софрона не привезу в макарьевскую ватагу...
- Действуй, - повеселел Демид. - Истомились ведь...
- А ты тут мужиков подбивай. Проси пшеницы, мяса бы не мешало
приготовить. Надо кормить... Посля оплатится все, как есть... Софрон
такой.
- Будь спокоен, Филипп... Слово мужицкое - кремень. Иди, Христос с