"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

"Елизавета! Не ты ли наполнила ненавистью к золотому тельцу мое
сердце?" - думал Софрон, в звоне цепей расправляя богатырские мускулы.

Ох, вы, зорюшки-зори!
Не один год в поднебесье вы зажигаетесь,
Не впервой в синем море купаетесь,
Посветите с поднебесья, красные,
На дни наши на ненастные...

И, глядя на освещенного луною старца Александра, Софрон полным
голосом запел песню, в которой говорилось, что впереди - жизнь. Есть
солнце, есть вольная волюшка, есть широкая матушка-Волга, есть много
сильных и смелых людей... Ночь ожила перед ним, наполнилась яркими
видениями.
Старик, проснувшись, облокотился подбородком на колени, с удивлением
стал слушать слова молодецкой песни, и показались они ему крамольными,
греховными... Он громко в темноте вздохнул:
- Не к добру распелся, парень!
- Не страшно быть пленником тюрьмы, старец Александр. В тихой твоей
дикости и покорстве больше страха, больше горя. Не учи уходить от суеты и
бури. Человек может солнце взять рукой. А ты учишь быть безгласным
червяком... Не надо! Не мешай!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


IV

По Большой Муромской в Нижний прикатил некий боярин. Прикатил
вечером, когда посадские уже собирались спать. Бубенцы внезапно зажгли в
сонных уличках такое любопытство, что кто в чем был, так в том и выскочил
на улицу. Ямщик в шляпе с кудрявыми перьями дико гикал на сытых коней. У
нижегородских зевак дух захватило.
Комары с жадностью кинулись на теплое людское тело - бабы и девки
чесались с визгом и гримасами, кружились и приседали, а с улицы идти не
хотелось. Даже и тогда, когда тройка в облаках пыли исчезла вдали, за
Почайной-рекой, они стояли, бесстыдницы, разиня рты и ахая:
- Что за боярин? Ой, ой, ой! Уж не напасть ли какая?!
Вдали, за Волгой, зарево над лесами. Поджигатели объявились, и не
только в лесах, а даже и в самом преславном Нижнем Нове-Граде. Несколько
лет назад спалили часть Благовещенского монастыря, против Кунавинской
слободы, в полугоре над Окою.
О пожарах нижегородских, особенно о большом пожаре, опалившем город
со всех сторон четыре года назад, по-новому - в тысяча семьсот пятнадцатом
противу рождества христова - был осведомлен даже сам царь. Присылал людей
для сыску.
Недолго Нижний отдыхал от огня. На днях снова запылало. Кроме
Благовещенского монастыря, хватило полымем и торговые зимовья.
Перекинулось на амбары; угрожало "запасным хлебным магазейнам". Вот бы
была беда! Царь на случай неурожая сложил запасное зерно в Нижнем, Орле,