"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

- Ого! - сказал незнакомец, поводя языком под верхней губой, и
вздохнул.
- А тебя как прозывают, голова? И я что-то припоминаю.
- Василий Пчелка... Так, незнатный боярин. Дай монету - брагой угощу.
Живу, не надеясь на царство небесное.
- Не! Пить я боле не буду. Нельзя мне, - попятился Демид, вглядываясь
в лицо юродивого. - Теперь вспомнил... Ты был у нас, в Пафнутьеве. А пить
я не буду. Не неволь.
- Что ты, парень! Я не неволю... Живи, как сказала пресвятая
богородица святому Василию: "Если хочешь, - говорила она ему, - быть моим
любимым другом и иметь меня заступницей и скоропослушницей во всех бедах,
откажись от многого пития"... И ты тоже. Не пей.
Демид молча вынул алтын и отдал его Пчелке.
- Аз тоже Василий, но не хощу быти любимым другом богородицы. Куда уж
нам! - А через некоторое время он бережно принес кувшин с брагой и налил
две чарки. Сжав их в кулаках, Пчелка запрыгал на бочонке и, потрясая
лохмотьями, провозгласил:
- Хвалите имя пропоицыно, аллилуия!..
Многие голоса с большой готовностью подхватили: "аллилуия".
Пчелка продолжал:
- Отче наш, иже еси сидишь ныне дома, да святится имя твое нами, да
прииде ныне ты к нам, да будет воля твоя яко на дому, так и в кабаке. И
оставите должники долги наша, яко же и мы оставляем животы своя в кабаке,
и не ведите нас на правеж, нечего нам дати, но избавите нас от тюрьмы, от
батогов, от поборов, а не от лукавого.
Подпевавшие все время Пчелке пьяные голоса с особым чувством
растянули нараспев:
- Но избави нас от тюрьмы, от батогов, от поборов, а не от лукавого!
Повторили этот припев троекратно.
Пчелка пришел в ярость и теперь уже неистово ревел:
- Пьяницы на кабаке живут и попечение имут о приезжих людях, - Пчелка
указал пальцем на Демида, - како бы их обслужит и на кабаке пропити и того
ради принять раны и болезни и скорби многы, и егда хмель приезжего
человека преможет и ведром пива нас, голянских, найдет, мы его премного
возвеличим, аллилуия... аллилуия!..
Пьяная толпа, сжимаясь кольцом вокруг бочонка, на котором вопил
оборванец, проголосила несколько раз:
- Аллилуия, аллилуия!..
Пчелка обвел всех мутным взглядом и выпил обе чарки.
Инок Паисий, положив руки на бедра и пригнув голову, мычал, как бык.
Босой поп-расстрига канючил около него тоненьким, плаксивым голоском.
Какая-то баба ни с того, ни с сего вылетела на середину кабака и
закружилась, припевая:
"Чубарики чок-чок, а изба не крыта, в монастырском подземелье девица
зарыта..."
Сверкая очами, метнулся здоровенный ярыжка и, сцапав дланью бабью
косу, потащил бабу вон из кабака. Разом все притихли. Женщина цеплялась по
дороге за людей, но те от нее отскакивали, как ужаленные: "Пропала, яко
мыльный пузырь, сама влезла в монастырскую яму". Один, совершенно голый,
спустивший с себя все в кабаке, подмигнул Демиду: "Попала рыбка на чужое