"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

Питирим успокаивал Ржевского: "Экая невидаль, что дважды налог с
черных людей взяли. Государь за это не разгневается. Вот ежели бы вы
налогу недобрали, то плохо вам стало бы. Мужик стерпит; куда ему бежать?!"
И вот теперь, сидя у раскрытого окна в доме вице-губернатора, под
охраной преображенцев, Питирим и Юрий Алексеевич ломали голову над тем,
как им безгрешно приумножить доход своей губернии, вывести ее, назло
Степке Нестерову, в первый ряд обычаем праведным и законным, чтобы к ним
придраться нельзя было.
Питирим положил на стол копию с царского указа, разосланного по
московским церквам, "о благочинии в церквах". А в нем говорилось: "Стоять
в церквах надо с безмолвием и назначить добрых людей, кто бы смотрел за
тем, подвергая бесчинников тут же, не выпуская из церкви, рублевому
штрафу".
- В нашей епархии, - говорил епископ, оживившись, - немало таких,
благочестие коих принуждением дается. Силен бес! В том числе и над
Дятловыми горами он витает. Обратившиеся раскольщики у себя в скитах, стоя
на молитве, ног не расставляли, боялись - бес проскочит, а у нас в церквах
пояс спускают ниже пупа, в грязных рубахах ходят, и всяк из них крестится,
да не всяк молится. За этим и надлежит присмотр поусилить и штрафом
нещадным облагать. Деньгу собрать.
Ржевский обрадовался словам Питирима и с нескрываемым удовольствием
спросил: много ли таких наберется богомольцев?
- Тысяч девять из-под девятисот куполов по губернии насобираешь, -
ответил Питирим.
Ржевский, схватив из-за уха гусиное перо, вписал цифирью "10 тысяч" в
лежавшую перед ним тетрадь. Епископ властно продолжал:
- Пиши, Юрий. За мольбу по старой вере... пятнадцать тысяч.
- Уменье - половина спасенья, - приговаривал Ржевский, торопливо
скрипя пером. Он сразу повеселел, считал себя гениальным хитрецом.
Приглашая в этот вечер епископа, он знал, что "велик бог русский и
милосерд до нас и после нас - молельщики всегда манну небесную казне
приносили". И никакого греха тут нет. Надо думать, что и другие
губернаторы не без корысти слушают колокольный благовест церковный и уж,
наверное, нигде ни одной раскольничьей бороды без налога не оставили.
- Сколь дней у господа бога впереди, столь и мзды будет у епархии,
ежели сбудется то, что я задумал, - говаривал иногда епископ. Между
прочим, и сейчас он рассказал Ржевскому о том, что сегодня, не выпуская из
приказа, он с десяти раскольщиков - макарьевских торгашей - взыскал
вторично по шестьдесят рублей за бороду, так как оные раскольщики никакого
иного платья не носили, как старое, а именно: зипун со стоячим клееным
козырем (воротником), ферязи и однорядку с лежачим ожерельем. А позавчера
в соборе с двух богомольцев за первостатейно купеческую бороду взыскал тут
же в соборе по сту рублей. Расплатились, слова не сказав, с полною
готовностью.
Ржевский вздохнул, вспомнив о том, что в последние месяцы в Нижнем
многие люди стали резать себе бороды. Главный пример сему подал опять же
Нестеров, разыскав "какого-то мерзавца", бродячего брадобрея-куафюра из
вольноотпущенных, в Арзамасской вотчине своего родственника Лопухина. Чего
ни коснись, - везде Нестеров! А и то сказать, хоть и петербургский человек
Степка, хоть и царицыной кормилки муж, а не понимает "новин", заведенных