"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

струги, чтобы плыть, вместо низов, на верховье, встречь атаману,
дожидаться его под Безводным, а купцы уцепились за стружки, не дают:
самим, говорят, нужно! Тогда Истомин побросал их всех по очереди в воду,
сказав обиженно:
- Чай, не Стенька - на ковре не поплывешь.
Охватили простор, ширь речная, - взмахнули весла раз и два, и стружки
тихо отошли от берега.
- Не робей, братцы! Скоро мы у царевича енералами будем! - весело
крикнул, обращаясь к собравшимся на берегу, Истомин.


XVI

После поездки к Макарию, после встречи и разговоров с ватагой, Филька
стал смелее. Вольный дух ватажный встряхнул его. Очень и очень
призадумался он о себе, о своем будущем. Терпелив был он от рождения и не
избалован. "Чин чина почитай, а меньшой садись на край" - так думал он
всегда и ходил вокруг и около счастья других, а сам ничего не
предпринимал, довольствовался краем посадской жизни, ковал коней, ковал
иногда и людей (в Духовном приказе), делал гвозди, скобки, молотки - вот и
все. А теперь ему уже этого кажется мало. Бунтовать захотелось против
власти. Зло брало на нее. Но как бунтовать? Головы терять не хочется
никому, а тем более не дождавшись ничего хорошего; влезал на строгановскую
церковь, в птицу хотел обратиться и улететь, - выпороли, оплевали. Никогда
этого не забудешь.
Вот тут-то у него и возникла отчаянная решимость действовать самому,
чтобы освободить Софрона. Довольно надеяться на людей. Степанида только
обещаниями кормит, пропадает дни и ночи у Нестерова. Совсем хозяйкой,
шлюха, у него заделалась. И все утешает: "Ради праведной веры, ради
старцев, ради тебя, милый, ради узников подземельных", а Софрон,
Александр, рабочие с Усты - Климов, Евстифеев, - как были замурованы в
подвале, так и теперь сидят, всеми забытые, покинутые... А если бы они
были на свободе... тогда бы... берегитесь, бояре! Филька знает, куда мысль
влечет Софрона, он знает, чего жаждут буйные головушки рабочих с Усты. А
разве не подвезло бы и Фильке в общей схватке? Но ясно теперь: Нестерову
их не освободить. Ходит слух: не больно-то его слушает Питирим. Как ни
храбрись ерш, а щука-то сильнее. Между прочим, Степанида стала наряжаться
и платки какие-то цветные носит. Вот тебе и раскольница! Прежде ходила
только в белых и черных, теперь ни за что не надевает. Ах, сука! Еще в
монастырь метила поступить на Ветлугу. Филька думал о Степаниде и
Нестерове, качал головой и вздыхал:
- Ой, Степанида, горе в ленте злой, в ситце пестром! Подобно змею
огненному блистаешь ты. Но подобно лилии цветку можешь и засохнуть.
Однажды вечером, под воскресенье, он раньше обыкновенного запер
кузницу и отправился на дом к жонке Степаниде. Любил ее крепко парень.
Пленила она его своей здоровой красотой и необычайной для бабы силой, -
подковы гнула молодица и при этом улыбалась... будто подсмеивалась над
ним: "мужик, мол, а не можешь". Могучая! Грудь высокая, сама гордая и косы
черные до пят; щеки - маков цвет. "Вот почему, - ревниво думал Филька, -
приближена она и к архиерейскому дому, где даже белье преосвященного