"Валентин Костылев. Жрецы (Роман, Человек и боги - 2) [И]" - читать интересную книгу автора

прослезившись, Рыхловский, но тотчас же снова приободрился, ибо теперь ему
казалось, будто с тех пор, как он разбогател, стали все одинаковые и стали
все хорошо есть.
Филипп Павлович с улыбкой и некоторым озорством ткнул пальцем в спину
своему вознице:
- Ну, ты! Чревоугодие! Веселее!


IV

Турустана Бадаева сдали в рекруты.
Верхом прискакал усатый военный человек. Турустана дома не было. Ушел
на охоту. Военный приказал старику бежать в лес, отыскивать сына.
- Посижу я здесь, подожду... Живее!
Достал флягу из-за плеча, налил вина в серебряный кубок, велел подать
яиц и свинины. Мать Турустана засуетилась. Усач сердился: "Долго!"
Дрожащими руками напялил старик Бадаев шапку, подпоясался, взял посох
и отправился в путь.
Желтолистье и тишина вызвали у него воспоминания о прошлом, об его
грустной молодости, о беспросветной нужде, и жаль ему стало Турустана.
Жаль, что и его родной сын должен пережить то же самое и умереть ни с чем,
а может быть, и погибнуть под кнутом палача или в темнице. Мучают и
убивают на деревнях русских мужиков и баб, а человека иной веры и подавно
загубят. И кому она нужна, война-то их?! Зачем она? "Чам-Пас*, помилуй
нас!"
_______________
* Чааама-аПаааса считался творцом мира; верховное божество
языческой мордвы.

Налетевшие мысли встревожили старика: "Турустана уведут! Что делать?"
А там, позади, сидит начальник, ждет, пугает старуху, грозит ей.
И крикнул он громко, насколько сил хватило: "Турустан!"
Эхо разбросало старческий голос по лесу - гулкое, услужливое эхо! Оно
даже не скрасило ничего - так с отчаяньем, тоской и повторило за каждой
елкой, за каждой березкой имя Турустана.
Турустан услышал отца. Через чащу помчался на его зов. Увидел - стоит
седой, маленький, хилый, он, его отец, и, приложив ладони ко рту,
повторяет имя сына.
- Вот я! - сказал Турустан. Ему почему-то жалко стало отца.
Старик прислонился к дереву; видно, голова закружилась.
- Ты?! - спросил он, глядя в упор на сына мутными, слезящимися
глазами.
- Я! Звал ты меня?
- Звал, - тихо ответил отец, лаская голову сына своей сухой рукой.
- Зачем?
Старик медлил с ответом. Растерянная улыбка легла на его губах. И не
поймешь: плачет он или хочет засмеяться, но не может?
- Турустан, - сказал он, - уходи от нас. Дома ждет тебя горе. Мы
старые, ты молодой. Нам со старухой все одно скоро умирать! Пускай пытают.
А ты спасайся, беги! Скорее!