"Павел Ефимович Кодочигов. Так и было " - читать интересную книгу автора

видно, не забрали ли немцы и ее с собой?
- Ой, и правда, где она? - спросила мать и, не дожидаясь ответа,
побежала к дому соседки.
Жена председателя Ольга Васильевна, мать Гришутки Кровушкина, Мотаиха,
Савиха и другие женщины в сопровождении кучи ребятишек поспешили за ней.
Пушарихи во дворе не было. Не оказалось ее и в доме. Пока судили-рядили
о том, куда она могла запропаститься, откуда-то снизу, будто из-под земли,
раздался слабый голос:
- По-мо-ги-те-е! Под крыльцом я.
Видно, слышала Пушкариха, что о ней говорили, только сразу отозваться
не могла, но, час от часу не легче, под крыльцо-то она зачем забралась? С
трудом - за какое место ни возьмись, кричит - вытащили и заморгали: лицо -
сплошной синяк и ни одного живого места на руках и на спине. Случалось, в
деревне подерутся парни и даже мужики, как без этого: муж жену поколотит,
если перепьет; а то и жена мужу чем-нибудь ребра пересчитает, но чтобы так
избить пожилого человека? Не было такого!
По слову, а то сразу и по два, Пушкариха рассказала, что с ней
произошло. Когда фашисты начали выгонять свиней со дворов и сбивать в кучу,
она не захотела отдавать своего боровка, схватила палку и заступила дорогу
грабителям. За это ее той же палкой да прикладами загнали под крыльцо и
стали там травить, как собаку.
Мать, никогда не упускавшая случая в глаза и за глаза поругать соседку,
на худой конец, поперечить ей опустилась на колени, стала гладить по голове
и успокаивать:
- Ты потерпи, Мария. Мы тебя обмоем, травкой обложим, и, дай бог,
поправишься скоренько, - подняла голову, увидела сына и нашла ему дело: -
Беги нарви подорожника побольше, а вы, - шумнула на дочерей и других
ребятишек, - марш по домам! Нечего тут глазеть! Избитую подняли, осторожно
занесли в дом и по примеру матери тоже стали почему-то звать не Пушкарихой,
а Марией. Обмыли раны, обложили их подорожником, перевязали. Небольшая
заминка вышла, когда хотели больную оставить в доме.
- Не хочу здесь! Отнесите в овраг! - вскричала Пушкариха.
Мать вскинула голову, хотела было отчитать перекорную, но неожиданно
для себя согласилась с ней:
- Дело говоришь, Мария. И мы нынче останемся в овраге, и нам здесь сна
не будет.
Занятая хлопотами, об угнанных свинье и поросенке мать вспомнила лишь в
овраге и отвела душу. Досталось и солдатам, и их матерям, и бабушкам вместе
с прабабушками, и всей фашистской нечисти во главе с их окаянным Гитлером.
Мать покричать любила, и, если на нее накатывало, остановить ее было
невозможно. Тихий и молчаливый отец в таких случаях показывал матери спину.
И Гришка показал. До вечера прокупался с приятелями на Полисти. Там
решили ночевать в деревне. Одни! Без родителей! Но когда дошло до дела,
Вовка Сорокин сказал, что его мать не отпускает, Колька и Петька Павловы
сами расхотели, а Ванька Федотов сказал Гришке, чтобы и он не ходил.
- Это почему?
- Так страшно же будет в пустой деревне!
- Договаривались же!
- Мало ли что договаривались. Мы уже передоговорились - никто не
пойдет, - Ванька ехидно прищурился: - И ты - тоже. Слабо одному!