"Вольфганг Кеппен. Голуби в траве" - читать интересную книгу автора

как хватка надсмотрщика. Хиллегонда смотрела вслед бездомному щенку. Куда
интересней было б погоняться за ним, чем идти с няней в церковь.
Хиллегонда стиснула колени; страх перед Эмми, страх перед церковью, страх
перед богом сжимал ее маленькое сердце. Желая, чтоб путь тянулся как можно
дольше, она не шла, а плелась, она упиралась, но рука надсмотрщика влекла
ее за собой. Еще было рано. Еще было холодно. А Хиллегонда была уже на
пути к богу. Порталы церквей из массивного дерева и толстых досок обшиты
железом, скреплены металлическими болтами. А бог, он тоже боится? Или он
тоже пленник? Няня потянула за искусно выкованную ручку и приоткрыла
двери. Теперь можно проскользнуть прямо к богу. Внутри стоял чудесный
запах рождественских свечей. Не здесь ли готовилось свершиться чудо,
страшное чудо, возвещенное ей, отпущение грехов, оправдание родителей?
"Актерское дитя", - подумала Эмми. Ее тонкие бескровные губы, аскетические
губы на крестьянском лице, были как резкая, проведенная раз и навсегда
черта. "Эмми, мне страшно, - думала девочка, - Эмми, церковь такая
огромная, Эмми, стены вот-вот обвалятся, Эмми, я тебя больше не люблю,
дорогая Эмми, Эмми, я ненавижу тебя!" Няня окропила дрожащего ребенка
святой водой. В щель приоткрытой двери протиснулся какой-то человек.
Пятьдесят лет усилий, труда и забот осталось позади, и теперь у него было
лицо загнанной крысы. Он пережил две войны. Два гнилых зуба желтели у него
во рту, а губы все время что-то шептали; он был втянут в какой-то
бесконечный разговор, он разговаривал сам с собою: ведь больше его никто
не слушал.
Хиллегонда на цыпочках шла за няней. Контрфорсы были погружены во мрак,
стены изранены осколками. На ребенка повеяло могильным холодом. "Эмми, не
бросай меня, Эмми, Хиллегонде страшно, добрая Эмми, противная Эмми,
дорогая Эмми", - молилась девочка. "Ребенок должен быть ближе к богу,
вплоть до третьего и четвертого колена карает нас бог", - думала няня.
Верующие опускались на колени. В помещении с высоким сводом они напоминали
скорбящих мышей. Священник читал проповедь. Превращение элементов. Запел
колокольчик. Прости нам, о Господи. Священнику было холодно. Превращение
элементов! Власть, данная церкви и ее слугам. Несбывшаяся мечта алхимиков.
Фантазеры и шарлатаны. Ученые. Изобретатели. Лаборатории в Англии,
лаборатории в Америке и в России. Расщепление ядра. Эйнштейн. Взгляд,
проникший в святая святых. Мудрецы из Геттингена. Атом сфотографирован на
пленку: увеличение в десять тысяч миллионов раз. Священник мучался. Его
коробило от собственной рассудочности. Бормотание молящихся мышей
струилось по нему, как песок. Песок из гроба, но не из гроба господня.
Песок пустыни, служба в пустыне, проповедь в пустыне. Святая дева Мария,
молись за нас. Мыши осеняли себя крестным знамением.


Филипп ушел из гостиницы, гостиница "Агнец" в одном из переулков
Старого города. Он провел в ней целую ночь и почти не сомкнул глаз. Он
лежал без сна на жестком матраце, на ложе коммивояжеров, на голой, без
цветов, лужайке совокуплений. Филипп предавался греху отчаяния. Судьба
загнала его в тупик. Крылья эриний стучали в окно вместе с дождем и
ветром. Гостиница была построена недавно; обстановку привезли прямо с
фабрики: лакированное дерево, чистота, гигиена, дешевизна и экономия.
Узор, украшавший занавеску, слишком короткую, узкую и тонкую, чтобы