"Василий Александрович Кокорев. Экономические провалы (по воспоминаниям с 1837 года) " - читать интересную книгу автора

имеет, а между тем теперь вся тягость по уплате внешних займов упала на
народную жизнь в виде многоразличных новых налогов, возникших в последнее
время. Кроме вышесказанных причин, действиями наших финансистов руководило
желание изобразить из себя единственных и необходимых людей, знающих
какую-то финансовую науку, которой якобы никто, кроме них, не знает.
Напущенный на нас туман под вымыслом науки со всею его запутанностью
заставляет многих предполагать, что финансисты уподобляются алхимикам,
знающим секрет философского камня, и что поэтому надобно во всем подчиниться
их воззрениям, а камень этот, в то время, пока мы еще не погрязли в
заграничных долгах, был самый простой: приход, расход, с устранением всего
излишнею и ненужного, а затем остаток или недостаток, с покрытием последнего
пропорциональною на всех раскладкою, сообразно средствам каждого. Хотя эта
раскладка далеко не составила бы и половины той суммы, которую теперь
надобно платить народонаселению по заграничным займам, но разве можно было
такую простую мысль вдолбить в головы финансистов, зараженных каким-то
высшим европейским прогрессом!
Между этим простым, так сказать, мужицким взглядом и якобы научным
воззрением финансистов существует непроходимая пропасть, такая бездна, что с
одного берега на другой никогда нельзя докричаться. Сколько раз случалось,
что на одном берегу ревут от пропойства по причине безграничного открытия
кабаков, а на другом радуются возвышению дохода от питейного сбора; на одном
берегу пустеют тысячи помещичьих усадеб от закрытия мелких винокуренных
заводов, гибнет скотоводство, производя разрушение сельских хозяйств от
недостатка удобрения, вследствие чего семейства помещиков лишаются крова и
средств к жизни, а на другом берегу, для снискания благоволения Европы,
Перрейры и Уайненсы получают миллионы от русской, благодетельной для них,
казны и т. д.
Но, обращаясь опять к тому же непременному желанию финансистов
прибегать к заграничным займам, нельзя умолчать, что правило, не допускающее
выпуска бумажных денег, образовало, наконец, целую секту своих
последователей: к нему пристали все биржевики, усматривая в операциях по
займам наживу, и все, желавшие заявить себя европейцами.
Ввиду весьма вероятного возражения со стороны секты, вроде того, что
печатание денежных знаков, если раз оно допущено, не будет иметь предела, на
котором бы могло остановиться, и что тогда все денежные обороты могут
подвергаться сильному колебанию, - допустим, что это замечание полновесно;
но справедливость его не представляется безусловною, потому что потребные
для сооружения железных дорог и вообще для образования производительных
предприятий знаки ценности могли бы быть выпущены не как деньги, а как
бумаги от Государственного банка на известный срок, с определенным
погашением их. Никто не станет утверждать, что возможно печатать столько
денежных знаков, сколько бы ни вздумалось (мы этого и не говорим), но тем
более нельзя занимать на счет народа за границей, когда сам народ с полным
доверием и желанием готов за свои домашние беспроцентные денежные знаки
ценности кредитовать правительство своим трудом во всех видах этого труда.
Перейдем к примеру, если бы мы, при начале сооружения железных дорог,
выстроили на свои средства, положим, 500 верст и выпустили бы на этот
предмет примерно на 40 млн. рублей денежных знаков, то неужели бы от этого
наш рубль за границей упал на 45%, как это случилось теперь? Будем
разъяснять далее. Употребив 40 млн. на означенные 500 верст и доказав