"Андрис Колбергс. Тень (Роман)" - читать интересную книгу автора

состоятельных семей. Но чувствовал, что знает, как с ними сравняться. По
общему настрою сверстников он, к сожалению, еще не понимал, гордиться ли
своими шершавыми, мозолистыми ладонями или нет...
А в пятнадцать лет в трудовой книжке Эрика Вецберза появилась
запись: "Принят учеником" - и штамп отдела кадров стекольного завода
"Варавиксне". Теперь-то он станет учиться ремеслу, а дальше видно будет,
может, поступит в вечернюю школу, если заставят, а вообще учеба казалась
ему чем-то столь же неприятным и утомительным, как капитальный ремонт.
Зажатый между двумя шестиэтажными многоквартирными домами и
подпираемый сзади более крупным заводом, "Варавиксне" остановился в своем
развитии: три сотни рабочих, две печи для варки стекла и
один-единственный, хотя и довольно удобный, производственный корпус.
Как и повсюду, в подсобных рабочих здесь нуждались больше, чем в
учениках, поэтому вместо шлифовальных камней Эрику достались две тачки.
Сменный мастер с ним не цацкался, показал, какие участки обслуживать, и
исчез за загородкой для администрации, называемой по-старому конторой.
Поначалу все на заводе вызывало живой интерес. И бункера с мелким
белым песком, химикатами и прочими сыпучими материалами, и люди,
пропыленные, как мельники, с масками на лице, которые составляли шихту в
разных пропорциях, в зависимости от того, какое стекло было необходимо
получить.
Нравились выложенные изнутри огнеупорным кирпичом ванные печи, в
красных пылающих зевах которых таяла стеклянная масса. На верстаке,
напоминавшем верхнюю палубу корабля и полумесяцем огибавшем печи, в метре
от цементного пола орудовали мужчины и женщины. Мужчины напоминали ему
пиратов: высокого роста, крепко сложенные, летом всегда обнаженные до
пояса, потные и прокопченные. А плоскогрудые женщины, их подручные, в
огненных бликах, плясавших по чумазым лицам, походили на ведьм, хотя на
многих посверкивали золотые серьги и кольца. Белели зубы, когда они
гоготали или балагурили. Пестрые юбки с прожженными дырами развевались,
как у цыганок. И мужчины, и женщины носили на босу ногу башмаки на
толстой деревянной подошве. На голове залихватски повязанные ситцевые
платки, чтобы не рассыпались волосы, когда нагибаешься к зеву печи за
сироповидной массой. У большинства когда-то новенькие платки успели
превратиться в лохмотья.
Искусством стеклодува человек овладевал в течение нескольких лет,
шаг за шагом приближаясь к вершинам мастерства. Стекло для этих людей
было живым, временами казалось, что они беседуют с ним. Вот концом
металлической трубки стеклодув набрал каплю стекла. Легонько коснулся
губами отверстия на противоположном конце трубки, и капля превратилась в
этакого благодушного головастика. Еще немного стекла - выдох - немного
стекла - выдох, и мастер, охлаждая массу, почему-то начинает раскачивать
выдувальную трубку со стеклянным шаром на конце: туда-обратно, как
маятник часов. Может, чтобы шар удлинился и легче входил в форму?
Формовка - это как бросок на финишную ленточку; мастер крутит в
руках рукоятку выдувальной трубки, голова его опущена, глаза от
напряжения наливаются кровью, легкие на пределе сжимают воздух, расширяя
вначале податливый, а затем начинающий твердеть материал, деревянная
форма дымится... И вот на том конце трубки поблескивает женственно
округлая ваза.