"Сидони-Габриель Колетт. Клодина уходит... ("Клодина" #4) " - читать интересную книгу автора А ещё придумала гребень для вычёсывания блох у Фаншетты, особую печь,
чтобы жарить каштаны зимой, рецепт ананасов в абсенте и пирога со шпинатом - Мели утверждает, что это придумала она, но это неправда, - а взгляните только на мою кухню-гостиную. Юмор Клодины то смешит и тревожит меня, то смущает и приводит в восторг. А её миндалевидные золотисто-жёлтые глаза смотрят с одинаковым пылом искренности и сердечности и тогда, когда она говорит о страстной любви к Рено, и тогда, когда с гордостью утверждает свои права изобретателя решётки для шоколада... Её кухня-гостиная усиливает ощущение беспокойства. Мне бы хотелось наконец понять, кто передо мной: убеждённая в своей правоте сумасшедшая или опытная мистификаторша... Кухня - это, скорее, мрачный пивной зал с закопчёнными стенами в голландском трактире. Но в каком трактире, пусть даже в самой Голландии, увидишь улыбающуюся со стены дивную Мадонну пятнадцатого века, совсем ещё юную, хрупкую, полную неизъяснимого очарования, в розовой тунике и голубом плаще, которая в робкой молитве преклонила колена? - Не правда ли, она прелестна? - спрашивает Клодина. - Но больше всего мне здесь нравится недопустимый, порочный контраст, совершенно порочный контраст между этой нежно-розовой туникой и мрачным унылым пейзажем на заднем плане - такой же унылый вид был у вас, Анни, в тот день, когда ваш повелитель, господин Ален, отправился в плавание. Вы, верно, уже забыли думать об этом отважном мореплавателе? - Как это, забыла думать? - В общем, думаете куда меньше. О! Не краснейте из-за этого, это вполне взгляните, с каким виноватым видом смотрит Мадонна на своего маленького Иисуса, будто хочет сказать: "Поверьте, такое случилось со мной в первый раз!" Рено полагает, что она принадлежит Мазалино. - Кто? - Ну конечно же, не Мадонна, а картина. А компетентные критики утверждают, что это работа кисти Филиппо Липпи. - А вы сами что думаете? - А мне глубоко наплевать. Я умолкаю. Подобное весьма неординарное отношение к произведению искусства сбивает меня с толку. В углу мраморный бюст Клодины с опущенными глазами улыбается подобно Святому Себастьяну, с радостью принимающему выпавшие на его долю муки. Над большим диваном, покрытым тёмной медвежьей шкурой, которую ласкает моя рука, нечто вроде балдахина. Но вся остальная мебель буквально поражает меня: пять или шесть дубовых столов, какие можно увидеть в любом кабачке, они блестят, как бы отполированные бесчисленными локтями любителей пива, столько же прочных, грубо сколоченных скамеек, старые простые часы с заснувшим маятником, небольшие глиняные кувшины, огромный камин с вытяжным колпаком и медной подставкой для дров. И всюду, на столах, на толстом грязновато-розовом ковре, валяются в беспорядке раскрытые книги и журналы. Я с любопытством внимательно всё разглядываю. И меня охватывает тоска... если так можно сказать, морская тоска, словно сквозь тусклые зеленоватые окошечки, за которыми уже клонится к закату солнце, я долго смотрела на свинцовую морскую зыбь с белыми барашками и висящую над ней прозрачную сетку |
|
|