"Сидони-Габриель Колетт. Клодина в Париже ("Клодина" #2) " - читать интересную книгу автора

со словарём, вполне достаточным, чтобы побранить Анаис и обнять Люс. Эта
прехорошенькая девчонка, Марсель, верно, не умеет даже крикнуть "чёрт
побери". Он станет надо мной насмехаться в четверг, если я вдруг вздумаю
зубами обдирать кожу с бананов. А как быть с платьем для званого обеда? У
меня его нет, придётся надеть платье для школьного вечера из белого муслина
с шёлковой косынкой. Он найдёт этот наряд убогим.
______________
* Уинтерхальтер, Франц Ксавер (1805-1873) - немецкий художник и
график, с середины 30-х годов XIX века жил в Париже, был любимым художником
Луи-Филиппа, потом императрицы Евгении и Наполеона III. (Прим. перев.)


Таким вот образом, заснув этой ночью с разинутым от восхищения ртом
перед этим юнцом, на панталонах которого нет ни единой складочки, просыпаюсь
я утром с огромным желанием надавать ему пощёчин... Но если бы его увидела
Анаис, она могла бы его изнасиловать! Вот забавная картинка: долговязая
Анаис со своим жёлтым лицом, резкими жестами, насилующая малыша Марселя.
Представив себе это, я невольно хохочу, входя в папину нору.
Вот как, папа здесь не один; он беседует с каким-то господином,
довольно молодым господином, и вид у того вполне рассудительный, квадратная
бородка. Кажется, это тот самый "первоклассный" человек, господин Мариа,
знаете, который открыл подземные пещеры в X. Папа познакомился с ним в
каком-то скучнейшем месте, не то в Географическом обществе, не то в
Сорбонне, и горячо заинтересовался этими пещерами, а возможно,
предполагаемыми окаменелостями улиток, которые там можно обнаружить...
Кивнув ему на меня, папа говорит: "Это Клодина", как сказал бы: "Это Лев
XIII, вам, конечно, известно, что он римский папа". В ответ на это господин
Мариа кланяется с таким видом, точно великолепно знает, о ком идёт речь. От
человека, который, подобно ему, всё время роется в пещерах, наверняка должно
пахнуть улитками.
После завтрака я пытаюсь продемонстрировать свою независимость.
- Папа, я отправляюсь в город.
Но этот номер не проходит так легко, как я надеялась.
- В город? Я полагаю, вместе с Мели?
- Нет, у неё целая куча одежды для починки.
- Как, ты хочешь отправиться в город одна?
Я делаю круглые глаза и говорю с невинным видом:
- Господи, конечно, я пойду одна, а что тут такого?
- А вот такое, что в Париже молодые девушки...
- Ну, пала, будь же последователен. В Монтиньи я бродила по лесам
целыми днями, мне кажется, там гораздо опаснее, чем на парижских тротуарах.
- Тут есть доля правды. Но, как я могу предположить, в Париже
подстерегают опасности несколько иного рода. Почитай-ка газеты!
- Фу, папочка, даже допускать такое предположение значит оскорблять
свою дочь! (Папа, видимо, не понял этот слишком уж тонкий намёк. Вот куда
заводит пренебрежение Мольером, поскольку тот не уделял достаточно внимания
улиткам.) К тому же я никогда не читаю хронику происшествий. Я отправляюсь в
магазины Лувра: на обеде у тётушки Кёр мне надо быть на высоте, а у меня нет
тонких чулок, да и белые туфли слишком поношенные. Лучше дай мне побольше
денег, у меня всего сто шесть су.*