"Сидони-Габриель Колетт. Рождение дня" - читать интересную книгу автора

- А что ещё, мадам? Я вас умоляю, только не подумайте, что со мной
нужно обращаться осторожно или заботливо. Я даже могу вам признаться, что я
совсем не считаю себя несчастным. Отнюдь. До сегодняшнего дня я себе казался
человеком, который несёт что-то очень хрупкое. Каждый день я вздыхал;
"Ничего не разбилось и сегодня!" И никогда, мадам, ничего бы не разбилось,
если бы не чужая рука, достаточно тяжёлая, может быть, с не очень добрыми
намерениями...
- Не надо, оставь её, эту малышку...
Как только я их услышала, эти свои слова, мне стало за них стыдно. Мне
стыдно за них и сейчас, когда я их пишу. Слова, тон слащавой соперницы,
коварной свекрови... То была исконная дань уважения, постыдное признание,
которое вырывается у нас, когда мужчина его добивается, мужчина, роскошь,
отборная дичь, редчайшая мужская особь. Вьяль, утратив осторожность,
заблестел от радости, как осколок стекла в лунном свете.
- Да я её и оставляю, мадам, я ничего другого и не желал! Я же ведь
ничего и ни у кого не прошу! Я ведь такой милый, такой удобный...
Послушайте, мадам, а что, если бы вы, вы сами, мне предложили изменить...
улучшить мою судьбу, чтобы я мог кричать самому себе: "Вон!" и даже "Изыди!"
И он разразился смехом - один, без меня. Здесь он не рассчитал своих
возможностей. Когда уже сложившийся человек вдруг пытается ребячиться, это
никогда не остаётся безнаказанным. К тому же для того, чтобы преуспеть в
любезной наглости, он должен располагать атавистическим величием злого
умысла, даром импровизации или хотя бы лёгкостью, доступной некоторым
Мефистофелям средней руки, - всеми теми свойствами, которые небрежно
восполняются задором ранней юности...
Возможно, что "изображая блудницу", подобно бросающейся от отчаяния на
улицу девушке из буржуазного семейства, порядочный Вьяль пытался, в надежде
мне понравиться, имитировать одного персонажа, о котором ему поведали те
подписанные моим именем триста страниц, где я воспеваю некоторые достаточно
постыдные мужские привилегии? Я могла бы этому только улыбнуться. Однако
одновременно с самой ночью я стряхивала с себя истому, перед тем как
стряхнуть мрак. Через дверь входила прохлада, которая вносила раздор между
юным дуновением и вчерашним, согретым нашими двумя телами воздухом. Плита
порога заблестела, как под дождём, и клочковатый призрак высокого эвкалипта
постепенно вновь занял своё место на небе.
Вьяль, заблуждаясь, сильно надеялся на свою пассивность. Эта тактика
для мужчины отнюдь не необычна, скорее напротив. Вьяль принадлежит к той
категории любовников, которую на протяжении моей любовной жизни я лишь
мельком замечала в отдалении, за что несу ответственность. Он выглядит
несколько сероватым днём, но становится ярко фосфоресцирующим с наступлением
темноты, одарённым в любви, грациозным во время любви, как молодые
крестьяне, рабочие в цвету, - я. честное слово, видела его так, как будто
сама в этом участвовала...
Вьяль живо набросил на меня шерстяной шарф, хотя я и не думала дрожать.
- Этого вам достаточно? Вам так будет тепло? Вот уже и почти что день.
Пусть он будет мне свидетелем, что я никогда не надеялся увидеть его
наступление наедине с вами, в вашем доме. Позвольте же мне найти в этом для
себя если не источник счастья, то хотя бы повод для гордости. Я часто грешу
гордыней, как это случается с людьми скромного происхождения, которые с
брезгливостью относятся к среде, в которой они родились. Брезгливый... вот в