"Сидони-Габриель Колетт. Рождение дня" - читать интересную книгу автора

шляпу:
- Мои добрые господа, мои добрые дамы, разве вираж до меняж вас
напугаш? Я лишь есть простой крестьян, я имем, что имем, но, мать честна,
имем серьце на ладони, а ладонь везде...
Наш Восхитительный ещё продолжает свою любимую игру подражания, а
бесшумные ноги, обутые в туфли на верёвочной подошве, уже бегут, а местная
ветчина, помидоры и персики, сыры, миндальные пироги, похожая на дубину
колбаса, длинный хлеб, который сжимают в объятиях, как украденных детей,
горячая завязанная в салфетку супница уже отправляются с нами на двух-трёх
машинах по изрытой дороге, ведущей на холм. Манёвр этот нам привычен - через
двадцать минут нас радостно приветствует воздвигнутый под плетёной крышей
стол, и зелёный "лунный свет" из бывших огней правого борта, подвешенных
высоко на ветках, маслянистой струёй стекает на выпуклые листья магнолии.
Вот и вчера вечером точно таким же образом мы расположились вверху на
холме. Внизу выемка моря удерживала молочный свет, источник которого теперь
уже находился не в небе. Мы различали неподвижные огни порта и их дрожащее
отражение. Над нашими головами, между двумя факелами, качалась длинная
гроздь созревающего винограда, и кто-то из нас отделил светлую ягоду:
- Сбор винограда будет ранний, но плохой.
- Мой арендатор говорит, что мы всё-таки получим десять гектолитров, -
с гордостью заявил Сегонзак. - А у вас, Колетт?
- Я рассчитываю получить треть от обычного урожая, дождей было мало, а
к тому же виноградник очень старый: что-нибудь от тысячи восьмисот до двух
тысяч.
- Двух тысяч чего?
- Литров; но мне из этого останется только половина.
- Громы небесные, милая моя, вы собираетесь попробовать себя в
торговле!
- Тысяча литров! - тяжело вздохнула Сюзанна Вильбёф, как если бы её
заставляли их все выпить.
На ней было платье с цветными узорами на чёрном фоне, из итальянской
деревенской ткани, которую она раскроила по старинной провансальской моде, и
никто не мог объяснить, почему она казалась переодетой в цыганку.
Воздух приятно пах эвкалиптом и перезрелыми персиками. Шелкопряды и
нежные бабочки, живущие в кустах смородины, потрескивали, сгорая в чашах
рефлекторов. Элен Клеман терпеливо спасала наименее повреждённых из них
концом вилки для пикулей, а потом из жалости отдавала их коту.
- Ой! падающая звезда...
- Она упала на Сен-Рафаэль...
Мы закончили есть и почти перестали говорить. Большой кувшин из
простого зеленоватого стекла с выступом в середине лениво бродил вокруг
стола и кланялся, не запрокидываясь, чтобы ещё наполнить наши стаканы добрым
вином из Кавалера, молодым, с привкусом кедрового дерева, которое своими
знойными парами разбудило нескольких ос. Наша удовлетворённая общительность
была уже совсем готова уступить место - в соответствии с законом чередования
прилива и отлива - нашей необщительности. Художники, измочаленные солнцем,
готовы были по-детски поддаться охватившему их оцепенению, но их жёны,
отдохнувшие после обеда в гаремном покое, то и дело обращали свои взоры в
сторону залива и тихонько напевали.
- Ведь сейчас, - рискнула одна из них, - ещё только без четверти