"Сидони-Габриель Колетт. Вторая" - читать интересную книгу автора

ребенку, так и должно остаться в детстве. Он зашагал в ногу с Фару, уступая
дорогу всякий раз, когда тропинка становилась слишком узкой, чтобы идти по
ней рядом.

"Невыносимый - это слишком сильно сказано. Я была взбудоражена этим
чеком. Я все преувеличивала в тот день. Он бедный, ничем не занятый мальчик,
которым никто не занимается, как следовало бы... Он совсем не невыносимый.
Он даже очень милый..."
- Жан, ты меня слышишь? - сказала Фанни вслух. - Ты очень мил.
Он быстро повернул голову в ее сторону, слегка улыбнулся ей, сделав
движение головой, словно отмахиваясь, и снова застыл в своей активно
неподвижной позе.
- Жан, тебе не отвертеться от четырех... нет, от трех костюмов у
Бреннана. Я говорю - трех, потому что лучше три костюма и пальто, чем...
Подними-ка мне ножницы, Жан Фару, будь милым мальчиком!
Он сорвался с сиденья, бросился к ножницам, подал их Фанни и легким
прыжком опять взлетел на свое место.
- Ты согласен со мной, что лучше еще и пальто? Не хочу тебе льстить, но
знаешь, тогда Клара Селлерье наверняка о тебе скажет: "Он прекрасный
наездник!" Как, я неплохо ей подражаю?.. Эй, Жан Фару! Что ты разглядываешь?
Ну что ты там разглядываешь?
- Каштановую гусеницу, - сказал Жан.
Он лгал. Его невидящий жгуче-голубой взгляд был прикован к желтому
лишайнику на стене. Весь обратившись в слух, он пытался различить если не
слова, тут же уносимые ветром, то хотя бы интонации двух голосов с первой
террасы, расположенной пятнадцатью футами ниже. Фанни, которая шила на своем
обычном месте, на пороге холла, не могла слышать даже шелеста голосов. Жан
прикидывал расстояние - два или три шага, - отделявшее его от кирпичного
парапета, и толщину слоя скрипучего гравия. Он подсчитал также, что старый
алтей, оседлавший парапет на краю верхней террасы, позволит ему,
замаскировавшись в густой листве, незаметно свесить голову вниз, к нижней
террасе. От напряженного внимания и расчетов его смуглое, порозовевшее,
усеянное на скулах веснушками лицо вытянулось; губы у него были крепко
сжаты, глаза не мигали. Наконец, набрав в грудь воздуху, словно перед
прыжком, он очень громко детским голоском закричал:
- Я согласен подержать вашу пряжу, мамуля, но это вам будет стоить еще
одного галстука!
Потом он кинулся к алтею, бесшумно просунул голову и плечи под листву,
высунув вперед только лоб и глаза.
Фанни замерла с иголкой на весу, озадаченно глядя на него. Широко
открыв глаза, приоткрыв рот, она выражала свое удивление с простодушием,
немало забавлявшим Фару.
Потом она встала, и Жан, услышав это, жестом отведенной назад руки
велел ей не шуметь. Тогда она не спеша воткнула иголку в свое вышиванье и
мелкими бесшумными шажками подошла к скрывавшемуся в листьях алтея пасынку.
Внизу стоял Фару и беседовал с Джейн. Предзакатное облако едкого и
неестественно розового цвета рассеянно освещало его свободный белый костюм.
Присев на манер амазонок на парапет и глядя на безводную долину, он вел
диалог короткими фразами. Откинув ладонью назад густые вьющиеся волосы, он
устало выдохнул: "Уф". Фанни подумала, что он скорее всего сказал: "Какая