"Сидони-Габриель Колетт. Вторая" - читать интересную книгу автора

ступенькой. - Кто когда-либо выказывал мне столько дружеских чувств? Никто.
Стало быть, она и есть моя подруга, настоящая подруга. Странно, что мысленно
я никогда не называю Джейн подругой..."
Как только Фанни оказалась у себя в спальне с двумя кроватями, она тут
же сбросила одежду. Высокие ветви деревьев касались балкона, а ночью
скреблись о закрытые ставни. Беспечный хозяин дома последние два года
забывал их подрезать, и большой просвет в листве мало-помалу закрылся.
Заросший деревьями волнистый ландшафт дышал меланхолией удаленных от воды
мест. Никакой реки, море - в сотне лье, ни одного озера, куда опрокинулись
бы небеса. Фасад дома и терраса, утром залитые солнцем, к двум часам
обретали свое истинное лицо - с перекрестьями балок, навесами и шоколадного
цвета ставнями, и соседний холм освещал все это отраженным, ненастоящим
светом, грустно подражавшим солнцу. Облокотившись о край балкона, Фанни,
едва прикрытая рубашкой, созерцала пейзаж, про который, прощаясь с ним
прошлым летом, думала, что никогда его больше не увидит.
"Так захотел Фару, - размышляла она. - Два лета подряд в одном и том же
месте - такое с нами бывало нечасто. Но раз Фару здесь нравится..."
Она повернулась и обвела взглядом спальню, просторную, как гумно,
казавшуюся еще больше в полумраке прикрытых ставен.
"Здесь все слишком большое. И всего двое слуг, что поделаешь... Если бы
не Джейн, впору было бы бежать отсюда".
Она прислушивалась к неутомимым шагам в холле на первом этаже.
"Нет, она потрясающая женщина. В такую жару! И такая милая, когда у нее
нет этих ее приступов обидчивости. Пожалуй, чуть-чуть слишком полезная,
чтобы быть подругой... Вот именно: чуть-чуть слишком полезная..."
Она заметила в зеркале свое отражение - беспечная смуглянка, руки в
боки, волосы распущены - и стала его распекать:
"Ну и видок! И еще смеет называть Джейн слишком полезной подругой. Это
она-то, неспособная даже перепечатать на машинке рукописи Фару!"
Она деловито окунулась в прохладную воду, словно это было какое-то
важное дело по хозяйству, потом причесалась, надела прошлогоднее летнее,
голубое с лиловыми цветами, платье и села писать. Отыскав лист белой бумаги
и желтый конверт для деловой переписки, она сочла их подходящими и принялась
за письмо Фару.

"Дорогой Фару-старший!
Предоставив одной либо двум крошкам Аслен заботу разнообразить твою
жизнь, могу подытожить наше существование всего двумя словами: ничего
нового. Все ждем тебя. Деятельная Джейн изобретает изысканные блюда;
Фару-младший по-прежнему ходит с лицом узника, томящегося в неуютных
застенках своего возраста; наконец, твоя ленивая Фанни..."

С террасы послышалась английская песенка. "А-а! - подумала Фанни, -
сегодня, значит, Джейн тоскует по Дейвидсону".
Она устыдилась своей шутки, потом стала себя оправдывать. "Ну что тут
особенного! В том, что я так подумала, нет ничего плохого. В те дни, когда
Джейн вспоминает о Дейвидсоне, она поет по-английски. В те дни, когда это
Мейрович, она зовет Жана Фару: "Подите сюда, Жан, я научу вас танцевать
польский народный танец!" А когда это Кемере, у нее просыпается любовь к
лошадям и она выказывает глубокую нежную привязанность к пегой привычной к