"Сидони-Габриель Колетт. Дом Клодины ("Клодина" #6)" - читать интересную книгу автора

- Что я еще натворила, мама?
- Э-э, ты похожа на дочку моего отца, - отвечала она и вновь бралась за
иголку или книгу.
Однажды к этим, ставшим традиционными словам она добавила:
- Тебе известно, кто это - дочка моего отца?
- Ну конечно же, ты!
- Нет, барышня, не я.
- Как!.. Ты не дочь своего отца?
Она засмеялась, нисколько не задетая тем вольным оборотом, который
принял при поощрении с ее стороны наш разговор.
- Бог мой! Ну конечно же, дочь. Как и все. Нас у него было... кто
знает? Мне и половины не известно. Ирма, Эжен, Поль, я - это от одной
матери, которую я так мало знала.[31] Но ты похожа на дочку моего отца, ту
девочку, что он принес однажды в дом новорожденной, даже не дав себе труда
объяснить, откуда она. Ох уж этот Горилла... Взгляни, каким он был
отталкивающим, Киска! Так нет же, женщины просто вешались ему на шею...
Она указала наперстком на дагерротип на стене, на нем был заснят
"цветной" - я думаю, дед был квартероном: презрительное выражение
невыразительных глаз, белый галстук, завязанный под самым подбородком,
длинный нос над негритянской отвислой нижней губой, за которую он и получил
свое прозвище. Теперь этот портрет хранится у меня.
- Некрасив, но хорошо сложен, - продолжала мама. - И совершенно
неотразимый, несмотря на свои фиолетовые ногти, уж поверь мне. Я на него
сердита только за то, что он наградил меня противным ртом.
Рот у мамы великоват, что есть, то есть, но яркий и красивой формы. И
поэтому я протестую:
- Да нет же. Ты хорошенькая.
- Я знаю, что говорю. По крайней мере я никому не передала эту отвислую
губу... Дочка моего отца появилась у нас в доме, когда мне было восемь лет.
Горилла попросил меня: "Воспитайте ее. Это ваша сестра". Он обращался к нам
на "вы". Я тогда еще мало что понимала и потому восприняла его просьбу как
должное. К счастью, дочку моего отца сопровождала кормилица. Держа девочку
на руках, я успела заметить, что у нее недостаточно точеные ноготки. А отец
так ценил ухоженные руки... С жестокостью, присущей детям, я тотчас же
принялась делать ей маникюр, и ее крохотные мягкие пальчики так и таяли в
моих руках... Дочь моего отца вступила в жизнь с десятью нарывами, по пять
на каждой руке, на концах своих хорошеньких усовершенствованных пальчиков.
Вот видишь, какая у тебя злая мать... Такой милый ребеночек... Ей было
больно, и она кричала. Доктор растерялся: "Ничего не понимаю в этом
дигитальном воспалении". Я тряслась от страха, но не призналась. Ложь так
сильно развита у детей... Позднее это проходит... Становишься ли ты, Киска,
с возрастом меньшей лгунишкой?
Мама впервые обвинила меня в хронической лжи. Все, что носит в себе
юное существо дурного или тайного, вдруг всколыхнулось под умным взглядом
серых глаз, проникающих в самую душу и читающих там без иллюзий... Но вот
уже мама сняла легкую руку с моего лба и великодушно отвела от меня серый
взгляд, обретший свою обычную мягкость и сдержанность.
- Знаешь, потом я за ней хорошо ходила... Научилась. Она расцвела,
похорошела, стала высокой, светловолосой, светлее, чем ты, и вы с ней очень,
очень похожи... Кажется, она рано вышла замуж... Но это не точно. Больше мне