"Сидони-Габриель Колетт. Дом Клодины ("Клодина" #6)" - читать интересную книгу автора

- Не могла бы ты поровнее надеть шляпу? - спрашивала у Жюльетты госпожа
Донно по окончании обедни. - Хотя с твоими волосами... И впрямь, что за мука
жить с такими волосами, как твои...
По четвергам, часов в десять утра, я нередко заставала мою
длинноволосую сестрицу в постели с книгой. Всегда бледная, погруженная в
себя, она с суровым видом уходила в чтение; рядом с ее постелью стыла чашка
шоколада. На мое появление она почти перестала реагировать, а оборачивалась,
только если ее окликали снизу: "Жюльетта! Вставай!" Читая, она машинально
наматывала на руку одну из своих змеевидных прядей и порой обращала на меня
невидящий взгляд монофага,[36] лишенный возрастных и половых признаков,
исполненный зловещей недоверчивости и неизъяснимой иронии.
В этой девичьей спальне я вкушала скуку высокого разбора и гордилась
этим. Секретер из розового дерева был набит недоступными мне сокровищами;
моя длинноволосая сестра не забавлялась с коробкой пастели, компасом в
футляре и демилюной в прозрачной розовой оправе с выгравированными на ней
миллиметрами и сантиметрами, от воспоминания о которой мое небо орошается,
как при виде ломтика лимона. Были там жирная на ощупь темно-синяя калька для
перевода узора для вышивок; шило, чтобы делать дырочки в английской вышивке;
челноки для фриволите; челноки из слоновой кости цвета миндаля; катушки
шелковых ниток цвета павлиньего пера; китайская птица на рисовой бумаге,
которую моя сестра копировала на панно из бархата стежком "пассе". А еще
книжечка с перламутровыми страничками для записи кавалеров на балу,
привязанная к вееру, так и не пригодившемуся девушке, никогда не посещавшей
балы.
Совладав со своим ненасытным любопытством, я принималась скучать. А
ведь в окно мне был виден сад "что-напротив", где наша кошка Зоэ учила
уму-разуму какого-нибудь кота. А ведь в другом саду, госпожи Сен-Альбан,
струился сверкающий шестиконечными звездами каскад редкого клематиса - под
белой мякотью цветка пролегли фиолетовые прожилки, похожие на кровеносные
сосуды под тонкой кожей...
А ведь слева, на углу узкой Сестринской улицы, сумасшедший по прозвищу
Татав, считавшийся безобидным, испускал жуткие вопли, но так, что при этом
ни один мускул не дрожал на его лице... И все равно мне было скучно.
- Что ты читаешь, Жюльетта?.. Ну скажи, Жюльетта... Ну же!
Ответа все не было, будто целые мили пространства и безмолвия пролегли
между нами.
- "Фромон-младший и Рислер-старший".[37]
Или:
- "Пармская обитель".
"Пармская обитель", "Виконт де Бражелон", "Господин де Камор",
"Виксфилдский священник", "Хроника времен Карла IX", "Земля", "Лорензаччо",
"Парижские монстры", "Отверженные"... Стихи тоже, но реже. Подшивка романов
с продолжением из "Тан", подшивка "Ревю де де монд", "Ревю бле", "Журналь де
дам э де демуазель", Вольтер, Понсон дю Террайль... Романы лежали повсюду:
на мягкой мебели, в корзинке для рукоделия, мокли в саду под дождем. Моя
длинноволосая сестра теперь все больше молчала, почти не брала в рот пищу, с
удивлением замечала в доме наше присутствие, вздрагивала и выходила из
оцепенения, если раздавался звонок.
Мама рассердилась, стала по ночам заходить к ней, чтобы потушить лампу
или конфисковать свечу; простудившись, моя длинноволосая сестра потребовала