"Сидони-Габриель Колетт. Чистое и порочное" - читать интересную книгу автора

этот кретин Дамьен... Я наделяю его именем, напоминающим его устаревшее
имя...
Позже, работая над романом "Ангел мой", я пыталась убедить себя, что
Дамьен в молодости мог бы послужить прообразом моего героя, но вскоре
поняла, что Дамьен, этот негибкий и ограниченный тип, несовместим с
податливым воображением, бесстыдством и ребячеством, без которых немыслим
"Ангел". Они были связаны лишь узами грусти и живой проницательностью,
необычайно развитой у Дамьена.
Как-то раз, в знак доверия, а также из тщеславия, он показал мне ларец,
в котором хранились женские письма. Высокий, с шероховатой поверхностью, он
был отделан бронзой и разделён на сотню маленьких ящиков.
- Всего-навсего сто! - воскликнула я.
- Внутри ящиков имеются отделения, - ответил Дамьен с серьёзностью,
которая никогда ему не изменяла.
- Значит, они всё ещё пишут?
- Они пишут... да, много пишут. Поистине много.
- Некоторые мужчины уверяли меня, что они довольствуются телефоном да
письмами по пневматической почте в придачу.
- Мужчины, которым женщины больше не пишут, - это мужчины, которым
женщины просто не пишут.
Я хорошо себя чувствовала в его обществе, так же как в присутствии
проворных животных, замирающих во время отдыха. Он говорил мало и, как мне
кажется, был зауряден во всём, за исключением своего призвания. Когда мне
удалось сломить его недоверие, он принялся просвещать меня в присущей ему
нравоучительной манере, едва ли не с точностью метеоролога. Тем самым он
почти не отличался от людей, предсказывающих погоду, знающих нрав животных и
намерения ветра, и я не вижу иной разгадки нашей необъяснимой дружбы.
Дабы развлечь и поразить меня, он "очаровывал" женщин, а затем
докладывал мне об их грехопадении. Шаг за шагом. Заметьте, что он, в отличие
от своего предка, не покушался на безмозглых затворниц, мяукающих пылких
католических кошек, у которых молоко на губах не обсохло. Невелика хитрость
пленить Инес!*
______________
* Инес де Кастро (1320-1355) - испанская женщина, жизнь которой
послужила темой для поэмы Камоэнса и произведений ряда других поэтов и
писателей.

Однако однообразие и незатейливость любовной игры приводили меня в
замешательство. Между Дамьеном и женщинами - ни намёка на дипломатию. Скорее
всё здесь решало "слово повелителя".
Видимо, он скрывал своё довольно простое происхождение. Таким образом
объясняются его предельная приятная сдержанность и осторожность в подборе
слов. Это нисколько не умаляло и не отодвигало его успех; напротив, многие
женщины питают тайную неприязнь к людям знатного рода. Он не употреблял
современных жаргонных слов, рискуя прослыть старомодным. В то время, когда
мы сдружились, Дамьен начинал относиться к себе почти столь же сурово, как к
"женщинам". Старость, упадок, физическое истощение - всё это он осуждал по
закону первобытных племён, приканчивающих стариков и предающих смерти калек:
никакого снисхождения и в то же время мягкость речевых оборотов.
Я задавала ему вопросы, очевидно казавшиеся ему дурацкими. Например: