"Сидони-Габриель Колетт. Дуэт" - читать интересную книгу автора

себя, когда он вернулся домой, все сейчас было бы по-другому, я знаю! Какая
же я дура..."
Она повернула голову к двери в глубине комнаты, по обе стороны которой
стояли громадные книжные шкафы, к спальне с двумя кроватями под балдахином с
крученой бахромой, и выругала себя еще злее: "Лень было снимать и потом
снова надевать платье!.. Эти предосторожности: а вдруг Мария заметит что мы
измяли покрывало, что пользовались туалетной комнатой после уборки! А теперь
вот..."
Она ждала, когда Мишель, стоявший перед стеклянной дверью в сад, откуда
постепенно уходило солнце, повернется к ней. Наконец он повернулся, и Алиса
увидела знакомое лицо, его всегдашнее приветливое лицо, утомленное, но все
еще притягивающее лицо, которому так не шла грусть.
- Девочка моя, что же ты с нами сделала?
Ей, захваченной врасплох, пришлось бороться с подступившими слезами,
перехватившими горло спазмом, соленой слюной со вкусом крови, исконно
женским желанием самоуничижаться, молить о прощении. Но она всего лишь
промолвила запинаясь:
- Мишель... уверяю тебя... Мишель, милый...
В это мгновение черный колокол за окном, встряхнув опутавшие его
гирлянды глициний и роз, требовательно подал голос - тонкий, настырный
голосок. Алиса быстро встала, одернула платье и пригладила волосы. Мишель
вполголоса чертыхнулся, взглянул на свои часы...
- Второй раз звонят, - заметила Алиса.
- Да еще с опозданием... - сказал Мишель. - Эх!..
Он бессильно развел руками, и Алиса догадалась, что он подумал о Марии,
о муже Марии, о Шевестре, о ближней деревне, о всех этих развязных и лукавых
шпионах...
- Что будем делать? - спросила она тихо-тихо. Но главным образом
вопрошали ее глаза, обволакивая его выразительным взглядом смиренной
сообщницы. Он повел плечами, засунул руки в карманы.
- Пойдем к столу, естественно...
Он, пропуская ее вперед, шагнул в сторону, потом остановил ее,
всмотрелся:
- Попудрись... У тебя что-то черное под глазом, вот тут... Нет, пальцем
не трогай, размажешь... Осторожнее, черт возьми!
Он протянул ей свой платок.

Она представляла себе этот обед изощренной пыткой, дурным сном, в
котором все будет отравлено их скованностью и наигранной беззаботностью. Но,
к ее изумлению, Мишель думал только о том, как бы умаслить Марию. Войдя в
столовую, все еще немного затхлую и пахнущую погребом, он воскликнул:
- Ба, что я вижу? Уже созрел редис? Наверное, тепличный, да?
Алиса, сев, поглядела на него так, словно он сказал что-то
непристойное, однако Мария соизволила усмехнуться, и Мишель снова стал
добиваться того же эффекта теми же средствами. Он стал расспрашивать строгую
служанку об огороде, с живым интересом узнал, что пчелы устроили улей под
старой черепичной кровлей, а когда Мария упомянула о смерти собаки пастуха,
которую он видел два раза в жизни, горестно вздохнул: "Бедный старикан!.."
При этом он подливал жене пенистый сидр и, передавая ей хлеб, восклицал:
"Ах, извини!" тоном актера в комедии из светской жизни.